Мне православные привели несколько причин, по которым НЕ нужно быть многодетным. Причем не просто не нужно, а практически вся Библия только об этом и говорит
Я даже как-то собирала их в кучку:
Скрытый текст:
1. На сегодня важно не просто родить, а воспитать, а следовательно лучше ограничить себя в рождении детей и больше прикладывать усилий к воспитанию. Не возможно уделить внимания большому количеству детей. Ведь сейчас нужно чтобы у ребенка были всякие дополнительные занятия, репетиторы, не говоря уж сколько все это стоит.
2. В социальной концепции РПЦ объяснили, что брак служит не только для рождения детей. Поэтому родив парочку можно заниматься собой, ведь женщина - это не ребенкоделательная машина! Она просто обязана реализовать себя как личность.
3. Да, детей дает Бог, да он не дает нам испытаний сверх наших сил. НО! мы сами, тем что не предохраняемся, берем на себя сверх наших сил! Поэтому предохранятся - просто помогать Богу... где-то так...
4. Бог нам дал свободу воли! Зачем брать на себя крест многодетности, если не хочется?
5. Да и вообще! Как можно не предохраняться??? И теперь рожать каждый год? Кому это нужно?!?!
6. В НЗ есть точный намек, что в семье должен быть один ребенок, все значимые фигуры - единственные дети (Богородица, Иоан Креститель, сам Иисус)
Цитата:
Я чувствовал за всеми этими разговорами психоаналитически обнаруживаемый момент, что люди, в глубине души не познавшие брака, хотели максимально отравить своим мирянам жизнь в браке подобного рода просто унижающими человека обсуждениями и рассуждениями.
абалдеть! Оказывается пропаганда многодетности - унижает людей...
Чем мне нравится католический подход, так тем, что они последовательны в суждениях. Не хочешь иметь детей - не вступай в брак. Но и только рождением детей брак тоже не ограничивается. Детьми нужно заниматься, воспитывать, содержать, а не "даст Бог зайку - будет и лужайка", аха, на блюдечке принесет
Скрытый текст:
Не, главное, как к православному монаху на тему супружеских отношений советоваться - так благочестиво, а как у католиков - так хотят мирянам жизнь отравить.
Я начну с замечательного афоризма о.Дмитрия Смирнова, которое символизирует собой очень распространенное в нашей Церкви отношение к браку. Как-то на вопрос о решении демографической проблемы, о.Дмитрий сказал - "А у меня на приходе проблема эта уже решена - у нас многодетность как в Бангладеше". Меня это удивило. Получается, что для православного священника благоденствие в семье символизирует мусульманская страна, где в основном и дети и взрослые живут так, как мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь жил в нашей стране. Почему именно многодетную семью нам предлагают в качестве идеала православной, христианской семьи - я понять не могу.
Скрытый текст:
На самом деле многодетная семья - это семья архаичного, малоцивилизованного общества. Опыт самых разных стран - и христианских и нехристианских - показывает, что как только уровень цивилизованности населения поднимается на достаточную высоту, рождаемость резко падает. Здесь равны европейские страны и та же Япония, например. Многодетная семья - это семья, которую мы получили из дохристианского прошлого. То, что в христианской истории многодетная семья существовала на протяжении веков - это просто свидетельство того, что христианская цивилизация на определенных этапах не достигла ещё такого уровня, когда у супругов возникает потребность иметь меньше детей.
Апостол Павел в своем послании (см. 1Тим 2-15) говорил о чадородии, но чадородие тождественно понятию "материнства", а не "многодетности" и надо именно в этом контексте это слово употреблять, чтобы не было недоразумений.
В современной науке этот вопрос рассматривается и обсуждается со следующих позиций. Во-первых, в архаичных обществах - я сейчас не говорю о тех обществах, которые настолько архаичны, что мужчины и женщины не связывают сексуальные отношения с зачатием детей, а в тех обществах, где рождение детей связывается с половыми отношениями, там существуют вполне определенные мотивы для чадородия - высокая смертность: надо, чтобы хоть кто-то из детей выжил. Вот это характерный стимул в многодетных семьях в таких условиях.
Очень важное объяснение многодетности в малоцивилизованных обществах связано, во-вторых, с тем, что люди в этих обществах не обладают той необходимой степенью личной ответственности за будущее своих детей, они не озабочены, чтобы дать своим детям должное воспитание, образование, создать для них такие культурные, материальные и социальные условия жизни, которые позволили бы им в дальнейшем реализовать себя должным образом. Недостаток ответственности и недостаток развития личностного начала, как в родителе, так и в ребенке, порождает подобную многодетность.
Третий, очевидно, имеющий место мотив. Для людей архаичных обществ половые отношения представляются одним из самых главных и сильных переживаний; при этом отсутствуют средства, которые не допускают зачатие. Если бы они у них были - они бы, вероятно, были бы не столь многодетны. Таким образом, многодетная семья - это семья, которой характерна не столько для христианского, а для всех обществ; и это семья, которая со временем, по мере социального, культурного развития, начинает уменьшаться во всех странах.
Впрочем, защита многодетной семьи часто аргументируется именно ее архаичностью. "Все, что было раньше, было лучше": в XIX в. было лучше, чем в XX в., в XVI в. лучше, чем в XIX в. и т.д. и т.п. Точка зрения характерная, кстати сказать, не столько для христианской, сколько для китайской культуры - чем древнее, тем подлиннее.
С другой стороны, культ многодетности в нашей церковной жизни обусловлен значительными католическими влияниями в нашем богословии, до сих пор непреодоленными. Католическое богословие многие века базировалось на взгляде на брак блаж.Августина, трактат которого о любви Бердяев остроумно назвал "трактатом о животноводстве". Действительно, для бывшего манихея блаж. Августина брак с его неизбежными "низменными плотскими отношениями", мог быть оправдан только одним - появлением детей. Поэтому целью брака в католическом богословии считается исключительно рождение детей. Развитию этого взгляда послужили очень многие почтенные монашествующие и целибаты, не знавшие брака, которым свойственно заимствованное ещё у блаж. Августина негативное отношение к плотским отношениям как безусловно низменным, оправдать которые может только одно - чадородие. Вот почему позиция римо-католической Церкви в отношении, например, абортов и противозачаточных средств, гораздо ближе нашим ревнителям чадородия, чем наши же "Основы социальной концепции РПЦ".
Я уже не раз слышал упреки о том, что "Основы социальной концепции" "недостаточно православны". Что же, римо-католическое богословие более православно? Я проиллюстрирую это некоторыми примерами. Для римо-католиков, которые в основной своей массе считают чадородие смыслом семьи, аборт совершенно невозможен ни при каких обстоятельствах. "Основы социальной концепции", в случае, если жизни матери грозит опасность при рождении ребёнка, допускают - не рекомендуют, а допускают - возможность для матери выбора между абортом и риском родов, чреватым ее собственной смертью.
Позиция католиков, восходящая к их представлению о смысле брака, представляется в своем роде очень последовательрой Если смысл брака - в чадородии, то всё должно быть принесено в жертву именно этому, и мать должна быть готова к тому, чтобы умереть, рождая ребёнка. Но за рамками этого рассуждения остаётся другой вопрос: а, собственно, почему жизнь матери должна приноситься в жертву жизни ещё нерожденного ребёнка? Тем более если у этой матери есть уже другие дети и есть ещё муж, который ведь не всегда будет рад смерти жены... Наши, православные "Основы социальной концепции", поступают более мудро. Они уравновешивают право на жизнь матери и право на жизнь ребёнка, и предоставляют матери право выбора в крайней, опасной для жизни матери, ситуации.
То же самое касается противозачаточных средств. "Основы социальной концепции" очень четко дают указания, что неабортивные противозачаточные средства могут быть допускаемы, а абортивные не допускаемы ни в коем случае. Многие наши священники, сталкивающиеся с подобного рода терминологией, говорят, что "всё это от лукавого, любое противозачаточное средство - это грех, зачем "Основы социальной концепции" погружаются в эту гинекологию" На самом деле это очень важный момент. Потому что, допуская по сравнению с бОльшим грехом использование неабортивных противозачаточных средств как возможный мЕньший грех, "Основы социальной концепции" проявляют очень последовательный и православный подход к браку. Они тем самым указывают на то, что целью брака является не рождение детей, а отношения между супругами, которые при определенных обстоятельствах могут не иметь детей вообще или иметь ограниченное количество детей. При этом плотские отношения между ними могут существовать.
Здесь возникает ещё один вопрос: а что же такое плотские отношения? Если целью брака не является рождение детей, то является ли рождение детей целью плотских отношений? Нет, их целью является общение между супругами. (Правда, я убежден, что плотских отношений, в таком виде, как сейчас, в раю не было - уж слишком они безобразны в той форме, в которой они существуют сейчас. Половые отношения в раю имели какой-то другой характер, какой - об этом могут размышлять лишь монахи, которые вообще к этой проблематике относятся очень неравнодушно.) Я вспоминаю эпизод, когда мой уже ныне покойный духовник - о.Василий Ермаков, который отличался достаточным традиционализмом, беседовал с одним человеком. Я слышу, о. Василий говорит: "Ладно, брак честен, ложе нескверно". Кающийся упорно начинает ему что-то говорить. "Брак честен, ложе нескверно." - повторяет о. Василий и хочет уйти. Тот опять: "Батюшка…". А между тем о.Василий повторяя слова апостола Павла стремился остановить тот жуткий стриптиз, который почему-то очень хотел предложить ему этот самый кающийся - "нет, батюшка, скверно моё ложе и вот послушайте как оно скверно".
Действительно, перед нами очень серьёзная проблема, потому что, если мы отдаём себе отчет в том, что целью плотских отношений не является только лишь чадородие, рождение детей, то мы должны вообще эту тему вынести за рамки исповедального разговора. Хотя на исповеди можно говорить обо всём, но не всё имеет отношение к исповеди.
Мне довелось ещё много лет назад делать доклад на Рождественских чтениях по поводу программ полового воспитания. В этом докладе я достаточно резко говорил о том, насколько предлагаемые программы неприемлемы. Но вопрос всё равно остается очень важным. Безусловно, Церкви нужно задуматься, каким образом воспитывать наших прихожан, и прежде всего, конечно, детей вот в этой самой сфере, на которую было наложено долгое время табу. Лицемерный пуританизм советского общества приводил к тому, что представление о брачной жизни, о плотских отношениях люди черпали из самых сомнительных источников. То же самое происходит и сейчас. Поэтому когда мы справедливо критикуем те программы полового воспитания, которые предлагаются сейчас в школах, мы не только должны их критиковать, мы должны предлагать какую-то альтернативу. Но уже само словосочетание "Православный курс полового воспитания" звучит как "деревянное железо" - как же такое может быть. Не может православный человек быть воспитан в плане половой жизни. А как же без этого строить воспитание, подготовку людей к браку? Но я тем не менее дерзаю называть вещи своими именами - это действительно актуально. В данном случае мы, и это очень хороший аргумент против наших ревнителей "советского пуританизма" в Православной Церкви, можем сказать, что они ведут себя как католики, а не как православные.
Я часто вспоминаю мой опыт общения на очень серьёзной конференции в Петербурге, посвященной вопросам биоэтики, с католическими священниками. Они непримиримо говорили о браке, что брак - это прежде всего рождение детей, что любой аборт - это грех, что женщина должна умирать в родах, что противозачаточные средства недопустимы, что нужно выяснять, в какие дни можно женщине забеременеть, а когда плотские отношения недопустимы. И вот почтенный священнослужитель-целибат подробно рассказывал о методиках, какими должна пользоваться женщина, чтобы она могла выяснить, в какие дни у неё не может быть зачатия, и в эти дни не вступать в плотские отношения, чтобы не согрешить, ибо супружеские отношения оправданы только тогда, когда она может зачать...
Я чувствовал за всеми этими разговорами психоаналитически обнаруживаемый момент, что люди, в глубине души не познавшие брака, хотели максимально отравить своим мирянам жизнь в браке подобного рода просто унижающими человека обсуждениями и рассуждениями.
Ещё один существенный момент. Мы, конечно, не готовим к венчанию наших брачующихся. Более того, с одной стороны, мы венчаем всех подряд, а с другой стороны - тех, кого мы знаем, мы стараемся обвенчать обязательно с православными.
Вспоминаю, как во время чтения мною лекции по христианскому кинематографу, я разбирал эпизод, когда ап. Петр благословил главных героев - язычника и христианку на брак. Здесь я не мог не пошутить, обращаясь к своим слушателям: какой всё-таки малоцерковный человек ап. Петр! Вместо того, чтобы потребовать от главного героя принять крещение, научиться "вычитывать молитвенное правило", "выстаивать богослужение" и т.д. и т.д., он благословляет их на брак только лишь на том основании, что жених готов признать за своей будущей женой право оставаться христианкой. В этом скрывается глубокая вера ранней Церкви в силу христианства. Мы же идем по другому пути.
В то же время я не согласен с умалением законного гражданского брака. Мы встречаемся сейчас с какой опасностью - люди, которые не берут на себя никаких обязательств, но хотят поиграть в брак, венчаются без свидетельства о браке. И в редких случаях, при нашей безответственности - это одна из основных частей нашей ментальности постсоветского времени - когда от тебя ничего не зависит и значит, ты ни за что не отвечаешь - люди стремятся венчаться без гражданского брака - именно, чтобы не связывать себя никакими обязательствами с другим человеком. Я считаю, что в таких ситуациях всё должно решаться индивидуально. Ведь есть, например, наш пресловутый жилищный вопрос, когда люди хотят жить вместе, но не могут регистрировать брак по какой-то причине. Конечно, здесь можно пойти на уступки, когда ты людей знаешь. Но когда ты людей не знаешь, мне кажется, что наряду с прохождением ими какого-то курса предбрачной катехизации, безусловно, должно быть поставлено условие наличия у них свидетельства о браке.
Теперь что касается расторжения брака. "Основы социальной концепции" пошли гораздо дальше поместного собора 1917-1918 гг., и предложили уже две дюжины причин для расторжения брака. Не со всем бы я, наверное, здесь согласился, слишком это широкий подход; но если мы говорим о существе дела, то мы действительно сталкиваемся с очень серьёзной проблемой. В разных епархиях, при отсутствии церковного суда, у нас существуют совершенно разные подходы к расторжению брака, при том, что расторжения вообще быть не должно. В некоторых епархиях достаточно одному супругу придти в епархиальное управление, предъявить паспорт, ксерокопию свидетельства о разводе и прошение о расторжении церковного брака - и он получает факсимиле архиерея, благословляющее расторжение брака. Это вызов церковному пониманию брака.
На самом деле правильнее было бы сделать так, как это, впрочем, и делается в иных епархиях, не принимать никакого прошения о расторжении церковного брака. Если человек, который был в венчанном браке, расторгнул свой гражданский брак и потом, уже уйдя от супруга, решается на то, чтобы вступить во второй венчанный брак, - то вот тогда он должен прийти в епархию, представив свидетельство о расторжении предыдущего гражданского брака с указанием причин его расторжения; и если архиерей сочтет это возможным, тогда пишется прошение благословить его второй брак. Не расторгнуть первый, а благословить второй. До революции расторжение брака происходило на уровне Синода, т.е. происходило подробное расследование, и только Синод давал санкцию на расторжение брака. Это была очень затрудненная процедура.
Когда мы говорим о расторжении церковного брака, мы должны констатировать, что сейчас у нас эта практика очень упрощена и мы игнорируем то, что на самом деле общественное мнение было бы очень важным моментом для сохранения наших браков. Но для того, чтобы было общественное мнение, нужна община, некая общинная жизнь. И действительно, я бы этот момент подчеркнул, не будет у нас полноценных венчаний, если они будут у нас оставаться индивидуальной требой. На приходе венчание должно происходить в присутствии общины. Человек должен ощущать себя ответственным перед теми людьми, которые знают его. Даже если он вступает в брак, например, с инославным. Такие браки ведь благословлено венчать (если речь идет о римо-католиках и традиционных протестантах). Но этого, конечно, у нас нет, и поэтому в качестве предварительной меры превращения венчания из индивидуальной требы над неизвестно кем совершаемым, нужно искать путь катехизации и одновременное введение людей, собирающихся венчаться, в ту общину, в которой они собираются венчаться.
Мы сейчас перечислили очень много проблем. Важно, что мы хотя бы проговариваем эти проблемы, мы не делаем вида, что они не существуют. Но наш разговор может упереться в одно - ни один священник, и даже ни один настоятель не может решить многие из этих проблем на своём уровне. Есть проблемы, которые должны решать на епархиальном уровне и даже общецерковном. Они до сих пор на этом уровне не решены, и я не думаю, что будут решаться. Я сужу об этом по нашей боязни вызвать гнев ревнителей старомосковского благочестия, гнев ревнителей многодетных браков, часто самих не имеющих детей - это действительно проблема, которая мешает нашей Церкви решать очень многие серьёзные вопросы.
Художественный рассказ.
Никому не нужна Лилия Малахова
- Давай, давай, миленький… Вот так, вот так…
Гоша приоткрыл глаза и зажмурился от яркого света. «Где я?» - подумал он, мучительно пытаясь вспомнить, что было накануне.
Накануне была пьянка в родном театре. Гоша был артистом. Закончил Щукинское, по направлению попал в провинциальный театр небольшого подмосковного городка, где, отработав положенное молодому специалисту время, он и остался. Коллеги рвались в Москву, каждый считал себя вторым Смоктуновским, каждый мечтал о большой сцене, постоянно говорили о МХАТе, о Моссовете, о Таганке… Гоша тоже говорил и тоже мечтал. Но потом понял, что его колоритная для провинции внешность недостаточно колоритна для столицы. Да и связей тоже было недостаточно. И он перестал мечтать. И занялся работой. С его лицом (нечто среднее между Антонио Бандеросом и Эдрианом Полом) ему были обеспечены роли героев-любовников, юных принцев и королей среднего возраста. Кроме театра он подрабатывал на утренниках в детских садах и школах, веселил отпрысков богатеньких буратин, изображал дедов Морозов, пиратов и чудо-юдо. Прыгал, кувыркался, рычал и говорил страшным басом, вызывая довольный визг детишек и улыбки на лицах строгих мамаш. У него был свой круг постоянных клиентов, который обеспечивал ему нормальное существование, а вместе с зарплатой из театра так вообще было хорошо. Гоша жил один. Была в его жизни большая любовь на втором курсе училища, увы, безответная. Его возлюбленная юному и тогда совсем безденежному Гоше предпочла богатого пожилого мужа. Гоша страдал, переживал, запивал, но со временем успокоился, смирился и решил для себя больше никогда серьезных отношений не заводить и не жениться. Нет, женщины в его жизни, конечно, были, но не более чем «повстречаться». Последняя из таких «встречных» была длинноногая красавица Юлька, косметолог. Они водили знакомство уже года два, то сходились, то расставались, один раз даже подрались, но неизменно Юлька возвращалась к Гоше, и все начиналось сначала. Но и это продолжительное знакомство не мешало Гоше чувствовать себя независимым. Гоша жил, как хотел, ему было хорошо и свободно, и эту свободу он ценил больше всего на свете. Захотел – пришел домой, не захотел – не пришел. Вот так с этой пьянки в театре по поводу премьеры он и не пришел домой. Налопавшись водки с коллегами, Гоша побрел к автобусной остановке и с пьяных глаз перепутал номер маршрута. Обнаружил он, что приехал не туда, только когда вышел на пятой по счету остановке и очутился в каком-то заснеженном поле. С трудом разобравшись в расписании, Гоша понял, что находится в каких-то Верхних Дубках и что ближайший автобус до города будет только через полтора часа. Внизу маячили какие-то огни, Гоша решил, что это и есть город, ему показалось, что до него рукой подать, и он пошел на эти огни через поле. Пройдя с километр по снегу, которого было выше колен, он выбился из сил, упал и не смог встать. Он лежал на снегу, слушая, как завывает над ним ветер, и думал о том, что найдут его тело, наверное, только весной, когда растает снег. С этой мыслью он погрузился в забытье.
- Давай, давай, мой хороший… Ну-ка, ну-ка… Ну, глаза открыл… Слава Тебе, Господи!
Гоша все-таки заставил себя разомкнуть свинцовые веки. Прямо перед ним маячило круглое лицо женщины, с тревогой заглядывающей ему в глаза. Поняв, что он её видит, женщина заулыбалась и погладила его по голове мокрой рукой. Тут Гоша понял, что лежит в ванной, наполненной теплой водой.
- Вы кто? – спросил он, едва ворочая языком.
- Настюшка я, - улыбнулась ему женщина. – В доме вы у меня.
- А как?...
- Да как-как… Пошла я с собакой своей гулять, а она на поле и убежала. И хорошо, что убежала. Она вас-то и нашла. А то бы и замерзли бы совсем. Вас-то ведь и не видать было, снегом-то занесло совсем. Слышу – лает. Зову, а она и не слушается меня. И все лает да лает. Подбежит так ко мне, да назад в поле. Ну, я и подошла. Смотрю – батюшки! Человек под снегом-то. Вот я вас на саночки, да домой-то и привезла. Ну-ка, нате вот коньячку для бодрости-то, - она поднесла к его губам рюмку. Гоша выпил коньяк. В голове сразу прояснилось. Он смог приподнять голову и осмотреться получше. Он на самом деле лежал в ванной, рядом стояла невысокая и очень полная женщина. Лет ей было, пожалуй, около сорока. Светловолосая, круглолицая, сероглазая. На Гошу она смотрела уже не тревожно, а, скорее, с радостью.
- Ну как, полегчало? – спросила она.
- Вроде, да, - ответил Гоша, чувствуя, что к нему вернулась способность шевелиться.
- Ну вот и слава Богу. Давайте-ка, я вам помогу, подниму вас. Хватайте меня за шею, - Настюшка наклонилась к нему, Гоша обхватил её за шею, и она сильным рывком подняла его на ноги.
- Ну-ка, полотенчико вам, прикрыться-то… А то дети тут у меня, – она повязала ему вокруг талии полотенце. – Ну, идемте.
Он перешагнул борт ванной, почти что повиснув на своей спасительнице, и, цепляясь за мебель и стены, с её помощью дополз до кровати. Очутившись под толстым, но легким одеялом, Гоша обвел взглядом комнату. Обстановочка средненькая, видно, что живут не богато, но и не бедствуют. Большой плоский телевизор в углу, длинный стол, деревянные икеевские стулья, игрушки на полу… А в дверной проем просунулись две любопытные детских моськи и, озорно посверкивая глазенками, смотрят на незваного гостя. Гоша подмигнул им, моськи захихикали и исчезли.
- Ото я вам! – послышался голос Настюшки. – Не мешайте дяде! Витька, уроки выучил? Отправляйся учить! Димка, дневник покажи!... Так, почему тройка? Иди, учи таблицу!
Настюшка вошла к нему в комнату, неся в руках пластиковые бутылки, наполненные водой.
- Погреться вам, - сказала она, обкладывая Гошу бутылками. – Ой, как же испугалась за вас! Живой ли, думаю… Потом смотрю – дышит, вроде… И угораздило вас в поле затесаться, да на ночь глядя, да в такую метель. И как это Понька моя вас почуяла? Ей спасибо. А то бы и пропали так. Вот вам пижама, от мужа осталась. Наденьте, теплей будет.
Гоша натянул на себя пижаму.
- А муж-то где? – спросил он на всякий случай.
- Да муж-то ушел от меня. По весне-то и ушел. К молодой, - Настюшка растеряно улыбнулась. – Вы не бойтесь, он не придет. Он к нам носу не кажет. Да и развелась я с ним. Я вот вам чайку с малинкой сейчас… Как бы не заболеть вам. Уж очень вы замерзли там. Как вас звать-то?
- Гоша. Георгий.
Настюшка поила его чаем с малиновым вареньем, угощала домашними плюшками с сахаром. Гошу разморило от тепла, он в полудреме слышал, как она раздавала указания детям. Потом она подошла к нему, погладила по голове, потрогала лоб.
- Спишь? Ну, спи, милый, спи… - и укутала одеялом по самые уши.
Гоша проснулся от пения петуха. Куриный предводитель горланил где-то рядом, кажется, едва ли не за стенкой. Гоша встал с кровати, нашел свою сумку (Настюшка предусмотрительно повесила её рядом на стул), посмотрел на сотовый. Никто ему не звонил. А времени было уже начало одиннадцатого. «Вот ведь - помрешь – и никто не хватится!» - с обидой подумал Гоша. Сунув ноги в мягкие тапки с собачьими мордочками, Гоша отыскал ванную и стал наводить марафет. Он умылся, почистил зубы, причесал седые длинные курчавые волосы и, придирчиво осмотрев себя в зеркало, остался доволен. Красавец! Гоша себе нравился. В молодости он был угловатый и нескладный, а большие карие глаза только подчеркивали эту подростковую угловатость. Годам к тридцати Гоша налился соком, слегка пополнел, фигура раздалась и сгладилась, лицо стало шире в скулах и его огромные глазищи уже не казались такими огромными. В нынешние сорок два Гоша был очень привлекательным мужчиной даже со своим, в общем-то, скромноватым ростом – 175 сантиметров.
Когда довольный собой Гоша вышел из ванной, его с кухни окликнула Настюшка. Она уже бегала в переднике с полотенцами в руках, а на плите, судя по запаху, жарилось-парилось что-то вкусное. У Гоши сразу грустно заныл желудок.
- Проходите сюда! – крикнула Настюшка. – За стол садитесь. Я вам сейчас покушать… Яишенки с макарончиками. И курочка у меня тут жареная, - она поставила перед ним большую горячую тарелку, заваленную снедью. Помимо курочки и макарончиков с яишенкой на тарелке возлежал солидный кусок копченой грудинки, свежие помидоры, огурцы, горчица, кетчуп… А рядом с тарелкой стояла рюмочка с коньячком.
- Ой, это все мне? – удивился Гоша такому радушному приему.
- Вам, кому ж еще, - весело ответила Настюшка.
- Так много всего, - Гоша сел за стол.
- Так что ж многого? Мужичков кормить надо. Если вас не кормить, вы от этого злые становитесь, - весело отвечала ему Настюшка, ворочая половником в большой, литров на десять, коричневой кастрюле.
- Поросятам, что ли, варите? – спросил Гоша. Настюшка захихикала.
- Каким поросятам? Хотя можно и так сказать. Детям!
- Сколько же у вас детей? – спросил Гоша, в изумлении оценивая настюшкин кулинарный размах.
- Пятеро!
- Да вы что?!
- Что – «что»? Пятеро, как есть. Три мальчика и две дочки.
Гоша едва не выронил вилку.
- И где же они? – спросил он.
- Трое старших в школе. А Олежек и Анютка дома. Маленькие еще. А вон они, - кивнула она в сторону двери. Посмотрев коридор, Гоша увидел девочку лет пяти, катающую на своей спине годовалого дитенка. «Ничего себе!» - подумал Гоша, поглощая дивную яичницу и заедая её грудинкой. Он то и дело поглядывал на Настюшку. Она носилась по кухне, одновременно моя, нарезая, отскребая, вытирая и помешивая. Её тело колыхалось при каждом её движении, бюст ходил ходуном, и вообще выглядела она довольно забавно. «Интересно, сколько она весит?» - подумал вдруг Гоша. Они не любил полных женщин. Его пленяли исключительно воздушные и худенькие, «к поцелуям зовущие». «Килограмм восемьдесят», - решил он, обсасывая куриную ножку. Под коньячок завтракалось особенно хорошо. Гоша уже и не мог припомнить, когда последний раз так сытно и вкусно угощался. А Настюшка плюхнула на плиту чайник и села рядом с Гошей за стол. Оперлась щекой о пухлую розовую руку и с радостной улыбкой стала смотреть на него. Не то что смотреть – любоваться. Она смотрела на него и глаза у неё были какие-то светящиеся, любящие. Гоша поначалу слегка затушевался, но потом, кажется, все понял. Н-да… Ситуация была не особо… «Все, конечно, понятно… Она ж тоже женщина, мужа нет… Мужика подобрала, обрадовалась - повезло. Это все понятно… - мучительно думал он. – А мне-то что делать?» Ему стало тоскливо. «Нет, была б хоть похудее да помоложе… Нет, сколько же она все-таки весит?»
- А что вы так на меня смотрите? – спросил Гоша.
- А вы не смущайтесь, - махнула рукой Настюшка. – Я люблю людей кормить. Ведь если человек сытый, значит, и настроение у него хорошее. А если настроение хорошее, то и добрый он, и все у него получится.
Чайник засвистел, Настюшка, колыхаясь всем телом, вскочила и стала готовить заварку. «Нет, пожалуй, девяносто, - подумал Гоша. - Не удивительно, что муж от неё сбежал к молоденькой. Кому она такая нужна? Никому». Гоша пил ароматный чай с дивными ватрушками и наблюдал за тем, как Настюшка, усадив младшего на колени, начала кормить его кашей. Парень был шустрый и веселый, крутился на коленях у матери веретеном. Настюшка ласково бранила его, умудряясь все же впихивать ему в рот очередную ложку каши. Олежек веселился от души, но потом, заметив, что Гоша смотрит на него, смутился и прильнул всем тельцем к огромной настюшкиной груди. И эта картина была таким умилительным воплощением материнства, такой забавной и трогательной одновременно, что у Гоши засвербело в носу и защипало глаза. Он поставил на блюдце пустую чашку и сказал:
- Спасибо вам за все. Мне надо уже домой собираться.
- А не получится у вас домой-то, - сказала Настюшка. – Одежка-то ваша не высохла. Джинсы сырые еще. Так что придется вам у меня еще погостить. А к вечеру я за детьми в школу поеду и вас захвачу. А то, чего доброго, опять в поле забредете, - она заулыбалась. Гоша промолчал. Ему хотелось побыстрее от сюда уйти. Но деваться было некуда. Настюшка включила ему телевизор, а сама продолжала носиться по дому, появляясь и исчезая, и находясь во всех комнатах одновременно.
Часика через два Гоше захотелось спать. И он, не в силах бороться с навалившейся слабостью, прилег на кровать, да и заснул. А проснулся к вечеру с головной болью и нехорошим, раздирающим легкие кашлем. Настюшка, увидев его, заохала.
- Это что же за беда еще… А? Ну-ка, ну-ка, - она потрогала его лоб и дала ему градусник. – Заболел все-таки… И чего же это теперь? А? И куда же это теперь? – когда она посмотрела на градусник, её круглое лицо стало серьезным. – О-о-ой… - она покачала головой. – Куда же вам теперь? С такой температурой-то? Лежите, чего уж…
- А сколько там? – хриплым голосом спросил Гоша.
- Сколько… Тридцать девять и одна.
Гоша вздохнул бы, но глубоко дышать было больно, и он просто закрыл глаза. Ему, действительно, было скверно. Через час Настюшка привезла детей из школы, и дом наполнился веселым гамом и суетой. Гоша лежал в маленькой комнатке и до него доносились веселые ребячьи вопли и упрашивающий голос Настюшки:
- Потише, потише… Дядя Гоша болеет…
Пару раз дверь приоткрывалась, и в щель просовывались шкодливые детские физиономии. К ночи Гоше стало совсем худо. Настюшка сидела около него, смотрела грустными глазами и иногда поглаживала по голове, как ребенка:
- Бедненький, что же мне с тобой делать-то… - и вздыхала горько-горько. Температура у Гоши уже поднялась выше сорока. Открыв глаза в очередной раз, Гоша увидел над собой белые медицинские колпаки. Это Настюшка вызвала «скорую». Так Гоша очутился в больнице с воспалением легких.
Пробалансировав три дня на грани жизни и смерти, он все же смог перебороть болезнь и пошел на поправку. Из палаты интенсивной терапии его перевели в общую, где на больничных койках маялись скукой еще пять таких же бедолаг. К ним приходили жены и дети, приносили им домашнюю еду, а те в свою очередь делились с Гошей, которого никто не навещал. Промучившись еще три дня, Гоша не выдержал и позвонил Юльке. Та пришла вечером, принесла связку бананов и кефир, села на стул рядом с кроватью, и, покачивая остроносым сапожком, поджав губы, поглядывала на Гошу.
- Не вовремя ты свалился, - сказала она. – Новый год на носу, праздники, а ты болеть вздумал.
- Ну так получилось, - грустно ответил Гоша, подсчитывая в уме убытки от своего вынужденного простоя.
- «Так получилось!» - передразнила его Юлька. – Голова человеку, Гоша, дается не только для того, чтобы в неё водку пить. Сашка тут звонил, хотел с тобой график обговорить… А ты валяешься. Нашел время.
- Я же не специально… - вздохнул Гоша.
- Да ну тебя, Гошка! Как ты вообще живешь? Люди вон по заграницам ездят, отдыхают. А ты в этом театре своем торчишь, как проклятый. По сцене скачешь, как маленький. Все в войнушку не наигрался.
Вдруг дверь палаты открылась. В проеме сначала показалась пухленька круглая рука с большим пакетом, а потом… В палату вошла Настюшка, как всегда радостная, улыбающаяся. В другой руке у неё тоже был объемный пакет, от которого восхитительно пахло какой-то домашней снедью.
- Здравствуйте! – весело сказала она. – Я вот решила вас навестить, а то мало ли, думаю, как он там… Ну, я вижу, вас тут не оставляют. Но я все равно вам гостинчика принесла, - Настюшка под изумленные взгляды Юльки стала выгружать на тумбочку сверточки и лоточки.
- Вот здесь вот курочка жареная, а тут плюшечек с творогом… А это вам сальца свойского. Ну, тут еще посмотрите, там и салатик я принесла, и яичек пяток. И творожку там тоже гляньте, свойский, не магазинный! Ну ладно, пошла я, а то меня в машине дети ждут, - Настюшка направилась к двери, но на полпути остановилась и сказала, обращаясь к Юльке:
- Вы его не ругайте, он у вас хороший!
Дверь за Настюшкой закрылась. Гоша, как загипнотизированный, смотрел ей вслед. Юлька, открыв рот, тоже сверлила взглядом дверь, а потом повернулась к Гоше и спросила:
- Это кто?
- Настюшка, - ответил Гоша.
Юлька сощурила серые глаза:
- Настюшка?! Она для тебя – Настюшка?
- Да она меня в поле подобрала, - пояснил Гоша. – Если бы не она, то пропал бы я там, в этом поле, поминай, как звали.
Но Юлька его не слушала. Она изумленно смотрела на Гошу.
- Ты что - променял меня на эту корову?
Обитатели палаты затихли, с интересом наблюдая за разворачивающимися событиями.
- Да не менял я никого. Я же говорю – она меня в поле подобрала, - пытался втолковать Юльке Гоша, но та его не слушала.
- Я, значит, для тебя всегда была Юлькой, а эта сразу Настюшка! Ничего себе!
- Ну что ты, ну Юлька! – взмолился Гоша. – Ты с ума, что ли сошла? Да ты посмотри на неё! Кому она такая нужна-то?
- Я с ума сошла? – спросила Юлька, поднимаясь со стула. – Это ты с ума сошел. Первую встречную чуть ли не целовать готов. А я с тобой два года мучаюсь, ласкового слова от тебя не слышала!
- Интересно! – воскликнул в свою очередь Гоша. – А я от тебя много ласковых слов слышал?
- А ты этих слов и не заслужил! Кобель патлатый! – и она, громко хлопнув дверью, ушла.
Гоша молчал, слушая, как посмеиваются соседи по палате. Ему было неприятно и стыдно. Шумные скандалы и прежде были неотъемлемой частью их совместной жизни. Но не на людях же… И не по такому поводу… Раньше они ссорились в основном из-за денег. И первый раз Юлька приревновала Гошу… И тем удивительней – нашла к кому. Чтобы отвлечься от неприятной ситуации, Гоша занялся исследованием пакетиков и сверточков, принесенных Настюшкой. Очень скоро выяснилось, что её гостинцев с лихвой хватит на всех обитателей палаты, да не на один день. Оставлять все себе было несподручно и неудобно, и Гоша пригласил к столу своих друзей по несчастью.
В этот вечер в палате был настоящий пир. Они сдвинули вместе два стола и расставили на нем источающие дивные ароматы припасы. Откуда-то к всеобщей радости возникла даже початая бутылка водки. Когда объевшиеся мужики стали расползаться по своим кроватям, старик Вася, вытирая беззубый рот рукой, сказал:
- Эх, Госка, какая у тебя зенсина хоросая!
- Юлька, что ли? – спросил несколько удивленный Гоша. Вася махнул рукой:
- Да какая Юлька! Вот эта… Как иё… Настюфка!
- Да не моя она… Случайная знакомая.
- А! – с досадой опять махнул рукой Вася. – Таких баб, Госка, нынсе днем с огнем не сысесь. Добрая, ты смотри, сколько всего наготовила! Хозяйственная! – Вася многозначительно поднял к потолку палец. – И, сто не маловазно – в теле, - хитро улыбаясь, добавил он. – Не то сто доска гладильная.
Мужики засмеялись то ли над Васей, то ли над Гошей.
- Да нет, не в моем вкусе, - сказал Гоша. – Я худеньких люблю. К тому же у неё детей пятеро.
- Не ценис ты своего счастья, - сказал Вася, укладываясь на кровать. – Эх, был бы я молозе… Мецта, а не зенсина! - мечтательно вздохнул он под смешки слушающих его мужиков. – А сто дети? Дети это хоросо.
Утром они подъели то, что осталось от вчерашнего роскошества, перемыли посуду и аккуратно сложили в пакеты. Гоша ловил на себе восторженные взгляды, в которых, примешивался и вопрос: а не придет ли Настюшка еще раз? Уж больно хороша была курочка, да и блинчики с творогом и салатики были очень и очень вкусны. Дня через два, когда Гоша вернулся из процедурной, соседи по палате сообщили ему, что пока его не было, Настюшка опять приходила и забрала свою посуду. Но больше ничего не принесла. Посмотрев на пустую тумбочку, Гоша понял, что Настюшка больше не придет. Ему стало неудобно – он так и не поблагодарил свою спасительницу.
- Да ты не перезивай! – сказал Вася. – Мы ей все вместе сказали «спасибо», и от тебя тозе.
Гоша кивнул и лег под одеяло. Ему было как-то грустно.
Его выписали через три недели. На подкашивающихся ногах, с кружащейся головой Гоша побрел домой. К Юльке.
Юлька встретила его с обиженным видом. Гоша поставил в прихожей сумку, разделся.
- Ты чего не приходила-то? – спросил он. Юлька дернула плечом:
- А чего к тебе ходить? Тебя есть кому навещать.
- Ну брось ты, - Гоша подошел к ней. – Я же сказал – никто она мне. Я тебя люблю.
Юлька шумно выдохнула и стала ковырять ноготок.
- Ты мне, Гоша, скажи лучше, - начала она, – на что мы с тобой жить будем? Новый год прошел, денег ты не заработал. На что жить-то?
Гоша вздохнул.
- Ну, Юль… Двадцать третье февраля скоро, восьмое марта. Подзаработаю… Ну что ж теперь…
- Что ж теперь - что ж теперь… Действительно, что ж теперь? Что ж теперь, если ты такой вот! – Юлька в гневе потрясла тоненькой ручкой перед Гошиным лицом. – И так денег нет, и ты еще тут… Зла не тебя не хватает!
- Юль, ну с кем не бывает…
- С кем – не бывает! А с тобой – все, что угодно бывает! Это ж надо так нажраться, что себя забыть! Это до чего надо дойти, чтобы номер автобуса не различить! Это ж… Это ж…
Юлька продолжала кричать, а Гоша потихоньку прошел на кухню, открыл холодильник. На полочке сиротливо жались друг к другу пакетик майонеза и открытая баночка сардин. На дверце обнаружились несколько яиц. Гоша пожарил себе яичницу, посидел над ней, подумал, встал, разыскал в столе бутылку армянского коньяка, налил себе рюмочку и сел за стол.
- Та-а-а-к… Это ты чего это?! – раздался над головой угрожающий голос Юльки. – Не напился еще? Мало тебе? – она схватила рюмку и выплеснула коньяк в раковину. – Гошка! Ты совсем уже, а? Ой, ну дурак… Ну, дурак… - ужасалась Юлька, маршируя туда-сюда по кухне. Гоша вздохнул. Есть расхотелось.
- Юль, поставь чайку, - попросил он.
- Нет, вы только посмотрите на него! – декламировала Юлька, водружая на плиту чайник. – Чуть на тот свет не отправился и хоть бы что! Не успел из больницы выписаться – и опять за рюмку!
- Нет! И чего я с тобой живу? – подняв глаза к потолку, сама себя спросила Юлька. – Денег нет. Ума нет. Совести нет, - перечислила она, загибая тонкие пальчики. – И я трачу на него свои лучшие годы!
Гоша опять вздохнул. Юлька наконец-то замолчала – увлеклась раскладыванием пакетиков по чашкам.
- Юль, - спросил Гоша, - а давай, мы с тобой ребенка родим, а? Распишемся…
- Что? – повернулась к нему Юлька. – Ты хочешь, чтобы я родила ребенка? Да ты посмотри на себя! Ты найди сначала нормальную работу, нормальную квартиру, перестань пить. Купи мне машину, в конце-концов… Куда я приду с ребенком? В эту несчастную однушку? Ты хоть понимаешь, что такое ребенок? Ребенка тебе… И вообще. Я рожу, а ты меня бросишь потом.
- Я же сказал – распишемся.
- А расписываться с тобой я вообще не собираюсь. Чтобы потом не разводиться.
- Ну, Юль. Живут же люди. И в однушках, и двоих растят. И ничего.
- Я, - театрально ткнула себя указательным пальчиком в грудь Юлька, - не «люди». Быдлом быть я не хочу. И вообще! Топай, давай, денег зарабатывай! Я в Египет хочу! Сидит, мужик называется! Я пашу, как папа Карло, а он по больницам валяется! – и, громко хлопнув дверью, Юлька ушла.
Гоша посидел за столом, кое-как доел успевшую остыть яичницу, выпил чай. Минут тридцать он сидел, о чем-то размышляя и постукивая пальцами по столу. Повздыхал, почесал макушку. Потом поднялся, помыл посуду и подошел к бельевому шкафу. Покидав в сумку свое нехитрое барахлишко, он вызвал такси и спустился во двор. Машина подъехала минут через десять. Гоша сел на заднее сиденье, закрыл дверь.
- Куда едем, начальник? – спросил таксист.
- В Верхние Дубки, пожалуйста, - ответил Гоша.
Я выросла в многодетной семье с двумя младшими братьями и сестрой. Вокруг нас – хотя детство пришлось на 1980-е годы – были сплошь большие семьи с четырьмя, пятью, шестью и т.д. детьми. Все ходили в храм, пели в хоре, учились, дружили, поступали в институты, выходили замуж и женились, обзаводились своими детьми и проч. Одним словом, вели самую обычную жизнь.
Часто рядом – особенно в то время стесняться было не принято – велись разговоры о безрассудности или безответственности родителей, решившихся родить больше двух детей. Об этом мне лично приходилось слышать от бабушки и дедушки, чья молодость пришлась на страшные 1930-е, на время войны, на послевоенные годы. Им казалось, что много детей – это бедность, даже нищета – бедными-то были все. Эти же разговоры были в поликлинике, куда мама приходила с нами, в магазинах, где мы стояли в очередях, в деревне, где снимали дом на лето. Да, собственно, почти везде, где оказывалась такая большая компания однофамильцев-родственников.
Это настолько закалило в детстве, что сейчас, даже если слышу что-то подобное в спину, хотя бывает такое очень редко, меня это никак не трогает. Впрочем, я знаю мамочек, которым неприятны подобные разговоры, они, бедные, переживают по этому поводу. Общаясь недавно с одним молодым детским врачом, который вырос в семье с двенадцатью братьями и сестрами, услышала такую его фразу: «А ведь многодетным быть очень выгодно!» Подписываюсь под ней. Она парадоксально звучит, но, если взвесить все плюсы и минусы многодетности, вспомнить друзей моего детства, их братьев и сестер, проследить, как сложилась их жизнь, окажется, что это действительно так!
Все дело в том, что когда у тебя большая семья, ты мобилизуешься, ты понимаешь, что не имеешь права или просто возможности расслабиться. С моим племянником, который растет в семье один, сидит все лето на даче бабушка. Родители спокойно работают и приезжают к нему на выходные. С нами в детстве всегда была рядом мама. Потому что оставить четырех детей на пожилого человека - невозможно. Кто от этого выигрывал? Мы, дети. Мама была молодая, креативная, ей самой не хотелось сидеть на месте, мы строили вместе шалаши и ходили в лес, варили варенье и ставили спектакли. К маме при первой же возможности приезжал папа. Он бегал с нами на зарядку, а на обратном пути рассказывал про подвиги Геракла.
Это не значит, что моя мама не работала. Нет. Она была научным сотрудником МГУ, занималась византийскими фресками, работала на кафедре, но свою жизнь она выстраивала вокруг нас, детей. Чтобы позволить себе большой отпуск летом приходилось всегда чем-то жертвовать, что-то выбирать, но никогда это не касалось интересов детей, потому что нас для этого было слишком много.
Противники многодетности часто говорят о том, что женщина, родив четверых-пятерых, бросает работу, перестает интересоваться жизнью и следить за собой. Но и это вовсе не так. Я знаю много молодых женщин, которые родив одного-двух детей «закисли» и стали сами себе неинтересны и, наоборот, многих многодетных мам, которым дети не помешали получить образование и успешно работать. Все дело тут опять же в умении мобилизоваться. Моя подруга сидит дома, у нее малыши, но ей хочется что-то делать – она заводит страничку в интернете, куда выкладывает рецепты блюд с пошаговыми фотографиями, красивой макросъемкой. У нее появляются единомышленники, они общаются, живут интересной творческой жизнью. А вот другая знакомая, имея совсем небольшую семью, на вопрос, что ты делаешь, отправив ребенка в школу, отвечает: хожу в фитнесс-клуб или езжу по магазинам. Такую роскошь не сможет себе позволить никто из многодетных мам, но кто в выигрыше? Думаю, дети первой подруги, потому что они также начали принимать участие в увлечении мамы, а заодно освоили кухонную плиту, фотокамеру и компьютер.
Отдельная история – детские праздники. Когда у тебя, скажем, пятеро детей, тебе надо устроить как минимум десяток детских праздников в году (пять дней рождений и пять именин). Это ли не возможность для творческой реализации! Полночи надуваются шарики, а в каждый из них кладется записка с заданием, рисуются стрелочки и расклеиваются на стенах, двухэтажная кровать превращается в океанский лайнер, в летние месяцы закапываются клады, при этом папа, приехавший из Москвы за 100 км, в темноте тихонечко стучит молотком по 10-копеечным монетам, чтобы придать им сходство со старинными.
В гардеробе большой семьи обязательно есть реквизит – на случай постановки сцен из пиратской жизни или балета «Лебединое озеро». Как-то раз мы делали из моей ночной рубашки одеяние древнего грека одному сыну и из старого плафона китайский головной убор другому. Помню кольчугу, связанную на спицах мамой из грубых бумажных веревок, которые она выпросила на почте (вообще-то они предназначались для перевязывания бандеролей). Кольчуга долго ходила по рукам, появляясь на разных школьных мероприятиях, это был подлинный шедевр, жаль, что она куда-то пропала.
Главное, что в таких празднованиях принимает участие вся семья. В одной семье как-то устраивали детский праздник по мотивам путешествия Одиссея. По сценарию путешественники попадали в пещеру к циклопу. Зайдя в маленькую комнату, они обнаруживали, что обратно выйти не могут – в дверях сидел переодетый отец семейства – крупный мужчина килограмм за 120, который загадывал им загадки. Стоит ли говорить, что этот самый циклоп минут за 10 до этого пришел с работы, и ни на какую роль, кроме сидящего в узких дверях великана, был не способен. Конечно, родительские силы не бесконечны, но в тот момент, когда взрослые выдыхаются – ну, например, к пятилетию четвертого ребенка, эстафету подхватывают старшие братья и сестры.
«Дети из больших семей часто не имеют своей комнаты, живут скученно, спят на бесконечных кроватях-чердаках, делят письменный стол с кем-то из сестер-братьев! Обрекать на такую жизнь детей безответственно!» - восклицают противники многодетных. И ответить им бывает нечего. Но, с другой стороны, отсутствие комнаты или определенного количества квадратных метров – не причина, чтобы ребенок не мог реализоваться. Моя сестра, например, которая, как и все мы, спала под звуки органа – бесконечные папины репетиции, стала музыкантом. Скромные квартирные возможности не помешали друзьям моего детства стать врачами, учителями, получить образование в МГУ, Пединституте, Институте иностранных языков. Скорее, наоборот. Нам всем приходилось уметь рассчитывать время, силы, возможности. Мы делали устные задания в метро, а письменные на подоконниках в музыкалке. Как-то я прочитала, что писать, лежа на полу, очень полезно для спины. С тех пор я не напрягаюсь, когда сын делает уроки в этом положении – это, кстати, не мешает ему учиться практически на одни пятерки.
Надо сказать, что обеспечить образовательный процесс детей из многодетной семьи помогают братья и сестры, дяди и тети. У меня с моим младшим братом разница 15 лет. Прекрасно помню, как водила его в музыкальную школу и на шахматы, и на кружок радиомоделирования. Сейчас ему 20. Он регулярно забирает моего сына с хора, хотя мы живем в разных районах города.
Помимо уроков и занятий на флейтах, скрипках и пианино, есть еще время отдыха. Этим сложнее обеспечить детей из больших семей, но на выручку приходит тот же творческий подход – на выходные большинство знакомых нам многодетных родителей стараются куда-нибудь выйти с детьми. Если погода не позволяет или просто хочется посидеть дома, палочкой-выручалочкой для большой семьи становятся настольные игры. Конечно, чем больше компания, тем интересней играть. В последнее время мы увлекаемся «Мемори» - простейшей игрой на любой возраст, которая развивает память и внимательность, «Клюдо» - игрой с детективным сюжетом, где каждый выступает в роли Шерлока Холмса и должен раскрыть преступление и «Скотленд-Ярд», где Мистер Х удирает от преследователей на разных видах городского транспорта, а все остальные игроки, хорошенько изучив карту Лондона, пытаются его поймать. По площади все игры занимают примерно 1 кв. метр. Кстати, помогает нам найти самые интересные и купить их без наценки, все тот же мой младший брат, связанный с этим бизнесом.
Надо сказать, что многодетные часто общаются с другими многодетными: «Свой свояка видит издалека». Оно и понятно – связывают одни и те же проблемы, совместные поиски выходов из похожих ситуаций, обмен мнениями и опытом. Детям также вместе интересно. Поэтому получается, что три-четыре семьи составляют компанию из 20-30 довольно близких или, как минимум, хорошо знающих друг друга людей. А когда все вырастают и становятся специалистами в разных областях, оказывается, что у тебя есть знакомые практически во всех сферах. Послушать ребенка с температурой поздно ночью приезжает брат моей одноклассницы – о нем я говорила вначале, наладить компьютер, починить велосипед, подвезти из храма, погрузить вещи при переезде на дачу, порекомендовать нужные лекарства, проконсультировать по математике или позаниматься французским языком – все это нам помогают делать наши друзья, братья и сестры, с которыми вместе росли, играли, ссорились и дружили.
Поэтому даже не упоминая очевидную всем истину, что Господь никогда не оставит, ощущая ежедневную, ежечасную, буквальную помощь Божию, хочется подчеркнуть: «Многодетным быть выгодно!»
Профессор, доктор технических наук Николай ЕМЕЛЬЯНОВ,
шестеро детей, старшему — 43 года. Трое сыновей — священники, дочери — математик, врач (жена священника), регент
Каким должен быть принцип воспитания? С кого брать пример? На что опираться?
— Мне представлялось, что очень важно как можно больше радовать детей (избаловать я не мог, потому что меня обычно не было дома). Я считал невозможным что-то строго требовать от ребенка, если не доставил ему какую-то радость в этот день или предыдущий. Когда ребенок от тебя ждет чего-то интересного, радостного, то вся строгость может свестись только к одному — что его лишат этой радости. Отцы обычно такие большие, а дети такие маленькие. Отцу так легко порадовать ребенка: почитать с ним, поиграть, покататься на велосипеде или лыжах, погулять.
Если же отец, придя домой, ест и садится за газету или телевизор, а дети должны тихо сидеть и не раздражать его, то ругай их или не ругай, результат будет скорее всего плачевным. Если отец унывает, всем недоволен, то это очень тяжелое для детей испытание. Как правило, они не выдерживают. Детям близко и понятно другое поведение родителей: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите…» (1 Фес. 5: 16–18))..
— Один из наиболее важных вопросов: как вы занимаетесь духовным воспитанием детей? Важна ли совместная молитва, какие еще формы духовного воспитания у вас в семье приняты?
— Обычно в верующих семьях, где отец и мать единодушны, дети с радостью молятся, и не только молятся, но еще и играют в «церковные службы», «в батюшек» (облачаются во что-нибудь похожее на стихари, кадят и тому подобное). С годами, конечно, наступают искушения, и здесь очень важно, чтобы с юных ясных дней у ребенка был духовный отец. Хотя бывают и такие дети, у которых вместе с их возрастанием растет и вера. Замечательный пример такого человека — академик Борис Александрович Тураев, всемирно известный историк Древнего Египта и литургист, написавший вместе со священноисповедником епископом Афанасием (Сахаровым) службу всем святым, в Земле Российской просиявшим. Он и профессор Санкт-Петербургского университета, и староста университетского храма. Борис Александрович был рукоположен в стихарь в детские годы, всю жизнь знал только «две дороги: в храм Божий и в храм науки», и в гробе лежал в стихаре.
Девочка-напевочка, из републикованных здесь статей с данными для пожертвований -- единицы (если вообще есть кроме этой последней, о которой столько споров).
И статей о хороших семьях -- много. (Хотя, конечно, семья о. Ильяшенко очень светлая) Просто мягче надо к людям, мягче, допускать возможность недостатков, разнообразия, и видеть и в этом красоту...
И всё же на первое место среди публикаций о "нас" я бы поставила статью о матушке (на 12 странице). Без выпендрежничества, без жалоб на плохое отношение государства, плохую жизнь и т.д. главное - без ноера счета в конце статьи ... в общем мне очень понравилась только эта статья оригинал-источник с фотографиями Такая светлая женщина... хотя даже не так! светлая СЕМЬЯ(!)
Вот с них хочется брать пример и не стыдно, что ты многодетный
... а вот после некоторых статей прям стыдно... что многодетные мы...
Моя 6-летняя дочь постоянно играет в куклы, обожает убирать и готовить, а так же плести из биссера. Но уже скорбно мучается выбором: стать ей доброй учительницей по скрипке или просто мамой?? Я пытаюсь делать ход конём: Ксюша, у учительницы по скрипке есть-таки дочка. Ксюша (собрав во взгдяде весь скепсис и всю надежду мира): ДА-А-А??!! Так БЫВАЕТ???
Когда мне было лет шесть или семь, я точно знала, в чём секрет женского счастья. Впрочем, я не была уникальным ребёнком, постигшим одну из тайн мироздания. Все мои подружки-первоклашки тоже были в курсе, что для женщины главное — не карьера, не богатство и даже не удачное замужество. Самое главное — это материнство.
Игра в дочки-матери всегда была любимейшей для девчонок всех возрастов — от горшкового до подросткового. Ведь именно так — пеленая и укачивая пластмассовых уродцев, — мы репетируем своё будущее счастье.
Я, например, была многодетной мамой: одна кукла ходила в школу, другая — в садик. А дома ещё оставались младшенькие — резиновые пупсы-близнецы, предмет зависти подружек. Ах, как хотелось поскорее вырасти и «завести» настоящих детей! Незамужние двадцатилетние девушки казались нам старыми девами. Замужние, но бездетные — вызывали удивление: ведь замуж «ходят» только ради детей, а иначе зачем?
Удивительно, что ещё будучи сопливыми первоклашками, мы стремились жить в полном соответствии с замыслом Творца о нас, женщинах. Если бы кто-то объяснил нам тогда, что жене положено спасаться чадородием — мы бы не испугались. Мы бы обрадовались!
Всего-то делов: рожай да воспитывай всех «пупсов», которых пошлёт тебе Господь!
Переоценка ценностей
Однако уже к десятому классу мечты о материнстве были забыты. Я бы даже сказала, похоронены. Под могильной плитой с надписью: «Всё хорошо в своё время». И случилось это не потому, что мы вышли из возраста кукол. Просто за наше воспитание наконец взялись всерьёз. Не какие-нибудь абстрактные американские феминистки, а всё больше родные матери. Нам объяснили, что страшно-то как раз не остаться старой девой, а «залететь» в двадцать лет и не окончить институт! Сначала — учёба и специальность, потом — замужество и дети.
Мы, послушные дочери, приняли эти взгляды. И даже дополнили список новыми пунктами. К учёбе добавили карьеру. Потом нужно поездить, мир посмотреть. Достойного спутника выбирать не торопясь. Ничего, если придётся «протестировать» десяток кандидатов. А выйдя замуж, желательно ещё пожить «для себя» лет несколько. А дети будут, будут… Вон в Европе первого раньше тридцати пяти уже не рожают.
Среди студенток-третьекурсниц у меня уже были подруги, которые в принципе не собирались иметь детей. Никогда. Может, первоклашками они играли в директора фирмы? Сомневаюсь…
А почему, собственно?
Через все стадии превращения из многодетной мамы в злостную карьеристку я прошла лично. И могу честно признаться, почему так долго тянула с ребёнком. Потому что жизнь «для себя» затягивает. Жажда комфорта и привычка ублажать только себя становятся практически самоцелью. Вроде бы и образование уже есть, и мир повидала. И муж — лучше некуда. Но почему-то не хочется ничего менять. Зачем? И так всё прекрасно. А дети будут, будут… Вон в Европе…
Так бы я, наверное, и до сих пор кивала на Европу с её перезрелыми первородками, если бы Господь внезапно не подарил нам ребёнка, вопреки всем нашим усилиям защититься от чадородия.
Впрочем, разные люди назовут разные причины — почему им ещё не время иметь детей. Самая «модная» отговорка — всякие там социальные неустроенности: зарплата низкая, жильё снимаем. Только мне кажется, всё это враньё: ну ни при чём тут отсутствие денег на няню. И бабушки, живущие в других городах, не виноваты.
Рожайте, женщины, не бойтесь!
О счастье материнства трудно написать что-нибудь вразумительное. Да ещё, так сказать, в рекламных целях. Чтобы вся молодёжь прочла, прониклась и срочно начала рожать.
О проблемах рассказать — пожалуйста, сколько угодно! Например, о том, как сложно найти хорошего педиатра или добрую воспитательницу. Как дороги нынче памперсы и детские ботинки. А вот о счастье…. Лезут в голову всякие там улыбки, первые зубки и детские праздники. Или даже пресловутый стакан воды в старости. Ну в самом деле, не ради этого же мы их рожаем!
Наши детки — не долг перед Богом или обществом. Вернее, не только долг. Они — наша возможность научиться думать о ком-нибудь ещё, кроме себя. Наверное, именно в этом смысле чадородием можно спасаться.
Новоиспечённой маме трудно с младенцем только до тех пор, пока она внутренне не смирится. Не примет сердцем тот факт, что, хотя беременность уже в прошлом, они с ребёнком — одно целое. Помню, моей дочке было дней пять. Я, ещё не отдохнувшая от родов, обалдевшая от прибывшего молока, ежечасных кормлений и недосыпа, рыдала в плечо мужу: «Ну когда же мне станет полегче?!» Муж успокаивал: «Когда она замуж выйдет. И то, если человек хороший попадётся…» А ведь он прав: волнения и страхи за её здоровье и судьбу — это уже навсегда. Потому что и любовь к ней — навсегда.
Кстати, «полегче» мне стало довольно скоро: когда я перестала уверять себя, что с рождением дочки наша с мужем жизнь не должна измениться. Оказывается, именно борьба за сохранение прежнего стиля жизни и прежних отношений отнимает так много сил! Я просто смирилась с тем, что мы теперь — не только муж и жена, а ещё папа и мама. Я начала высыпаться, как только перестала выпихивать Марусю в отдельную кроватку. И стала получать удовольствие от кормлений, когда прекратила их считать. А впереди меня ждало ещё много удивительных открытий. Оказалось, что ребёнок абсолютно не мешает любить мужа, путешествовать, зарабатывать деньги и творчески реализовываться. Просто теперь семейный отдых на побережье ассоциируется у нас не с пляжными кафешками и ночными купаниями «по-царски», а с требованием двухлетней Марии налить ей в море пены для ванны. А пик творческой реализации — восторженное дочкино признание уже в трёхлетнем возрасте: «Мама, я обожаю мыть посуду! Как хорошо, что я женщина!»
Миссия невыполнима?
На вопрос, сколько детей надо родить, чтобы выполнить свою миссию материнства в полном объёме, — ответ вроде бы ясен. Господу виднее, кому сколько детей нужно для спасения. Я это понимаю, но принять… Пока не могу. Почему? Хочется, конечно, начать оправдываться и перечислить всё те же низкие зарплаты и дорогие памперсы. Только всё это, как я уже сказала, будет враньё…
Один знакомый батюшка мне сказал: «Да ты хотя бы одного воспитай достойно, и будет хорошо. А станешь пугать мужа перспективой десятка ребятишек — ещё сбежит!»
Ну, не знаю, как насчёт десятка. Но ведь когда-то (совсем недавно) мне было сложно даже представить себя мамой. А сейчас я всё чаще думаю: как это, одновременно любить сразу двоих или троих детей? Попробовать, однако, нужно…
Даст Бог, так и будет. А пока я вспоминаю себя первоклашкой, когда одна кукла — в школе, вторая — в садике, да ещё и «близнецы» в коляске. И маминой любви хватало на всех.
Каждый день по пути на работу я вижу огромный плакат в поддержку последнего демографического нацпроекта - на сияющего новорожденного младенца с улыбками смотрят старшие брат и сестра, дети примерно 3 и 6 лет.
Родить троих…
Скрытый текст:
Каждый день по пути на работу я вижу огромный плакат в поддержку последнего демографического нацпроекта - на сияющего новорожденного младенца с улыбками смотрят старшие брат и сестра, дети примерно 3 и 6 лет. А поверху - строка статистики: только 6,6 % семей в России имеют трех и более детей. Видимо, здесь полагается ужаснуться и запричитать «куда мы катимся» и «народ вымирает». О том, что государство в индустриальных (и, наверное, в постиндустриальных тоже) обществах активно воздействует на репродукцию (поощряет или не поощряет деторождение, запрещает или разрешает аборты) и навязывает желаемые практики материнства, давно известно. Еще Высоцкий пел о том, что родился «по указу от 37-го…» (он немного ошибся в датах: аборты в СССР запретили 36-м). Когда моя бабушка в начале 1948 года, еще не придя в себя от первых послевоенных родов, обнаружила следующую беременность, она попросила врача об аборте. Врач отказал, пояснив: «Стране нужны люди». Рожая этого ребенка, мою маму, моя бабушка весила 48 килограммов… Думаю, похожие истории сохранились во многих семьях. Если после войны мотивы государства были всем очевидны, сейчас конечные намерения «страны» не так прозрачны. Она не запрещает еще аборты, но уже пропагандирует расширенное воспроизводство…
Второго ребенка решается рожать далеко не каждая женщинаУ моей подруги двое детей, девочка и мальчик с разницей меньше двух лет. Моя подруга - современная «мама без бабушки». Ее мама - очень деловая и обаятельная женщина. В 90-е, после смерти мужа, она организовала свой бизнес, чтобы выбраться с двумя детьми-подростками из нищеты, и сейчас, когда дети самостоятельны, большую часть жизни посвящает работе и деловым поездкам. «Я буду бабушкой, которая делает подарки», - решила она. Дети обожают ее и зовут по имени. К дочери, выбравшей участь домохозяйки, она, кажется, относится немного снисходительно. Моя подруга считает свое решение – рождение второго ребенка – верным. Но иногда, устав от детских капризов, болезней и однообразных домашних хлопот, она все же жалуется на непривычную изолированность от взрослого мира: «Может быть, со мной уже совершенно не о чем говорить? Я звоню друзьям и замечаю долгие паузы...» Моя подруга – творческий, яркий и жизнерадостный человек. С ней интересно. Она рисует и у нее множество идей. Она жаждет самореализации. Вот недавно она решила учиться аэрографии. Но, обзвонив отобранные курсы, растерянно сообщила: «Представь, все замечательно, меня - за очень немалые деньги, заметь, - готовы учить и даже помогать в трудоустройстве. Но только до тех пор, пока не узнают мой возраст. Как только я говорю, что мне 30 лет, мое портфолио уже как-то не интересует, тон сразу меняется – появляется недоумение, вроде того: «чего же вы в такие-то годы хотите, женщина?» И это при том, что я не говорю о детях… Мне, вроде, и не отказывают совсем, но…» Муж тоже не воспринимает ее профессиональные амбиции всерьез, и утешает ее: «Может, тебе просто родить еще одного ребенка?» Как-то в телефонном разговоре она оговорилась: «Ну, ты же знаешь, если я и приеду, то с тремя детьми…» «Приятельница по фитнес-клубу дала тебе своего ребенка взаймы?» - поинтересовалась я. «Нет, - развеселилась подруга. – «Но, знаешь, я уже не в первый раз так оговариваюсь…» Возможно, она, все-таки, родит третьего ребенка. Потом ей будет жаль отдавать его в сад до трех лет. Потом старшая дочь пойдет в школу, и ей потребуется мамина поддержка, а через два года в школу пойдет сын… А пока она еще мечтает о карьере и, доверив детей на пару часов няне, страстно выбирает им модные игрушки: машинки, танки, конструкторы, дрель и отвертка - это для мальчика; кукольный домик, кукольная мебель, коляски, пупсы, наборы детской косметики и духов - это для девочки. «Но почему?! У нее же уже есть две коляски!» - «То есть – почему? Что ты имеешь в виду?» Глядя на ее дочурку - платье, носочки, сандалии и даже велосипед! – все розовое, я думаю: что-то очень изменилось. Окружающий мир стал жестче к девочкам и женщинам, он все чаще навязывает им «их место». Так герой современного бестселлера Тони Парсонса Man and Wife, наблюдая за семилетними подругами своей падчерицы, удивлялся, как дочери «женщин, которые сделали серьезные карьеры во влиятельных кругах и зарабатывают приличные деньги» «играют в своих кукольных домиках во взрослых женщин, совершенно непохожих на мам. Они понарошку готовят, убирают и украшают кукольный дом в ожидании, когда кукла Брюси (игрушечный партнер мужского пола модной куклы Люси – Н.Б.) соблаговолит прийти домой»… «Они мечтают обо всем том, от чего в свое время убежали их матери. Они хотят стать домохозяйками…»
По статистике, в России в 6.6% семей растут трое и более детейНа днях другая моя подруга, которая недавно вышла из декретного отпуска на работу, позвонила поделиться впечатлениями и новостями об общих знакомых. Главное она сообщает сразу: «Представляешь, Ирочка ждет третьего ребенка!» (Красавица и умница Ирочка всего четыре года назад была лучшим менеджером по работе с клиентами в крупной компании. Предположить, что она подряд родит троих детей тогда абсолютно никто не мог.). «Но ты же и сама говорила мне пару месяцев назад, что подумываешь о втором?» Она несколько секунд размышляет, вспоминая свое тогдашнее настроение, потом делится догадкой: «Может быть, это что-то декретное?.. Помнишь, я ведь очень боялась того, что потеряла квалификацию, что не справлюсь, буду плохим работником. Ну, ты же сама понимаешь – три года дома… » Рождение следующего ребенка было для нее тогда комфортной мыслью; она чувствовала свою материнскую компетентность, глядя на сына – рассудительного и очень развитого трехлетнего человека. Сейчас она летает на свою новую работу: за месяц она освоила свои обязанности; внесла несколько предложений по рационализации труда, благосклонно принятых руководством; дипломатично поставила на место сотрудницу, которая своим нытьем, капризами и откровенными прогулами несколько лет терроризировала весь коллектив… В общем, зажила другой (можно сказать – новой, но я скажу – старой) жизнью. Она встает в начале седьмого, чтобы успеть собрать обеды на работу себе и мужу (позволить бизнес-ланч они себе пока не могут – ипотечные выплаты пожирают большую часть их семейных доходов). Ведет сына в сад, вечером забирает его и осиливает множество домашних дел. «Я боялась, что не буду успевать. Я, действительно, чего-то не успеваю. Но это какие-то второстепенные вещи… А второго ребенка я, наверное, рожу когда-нибудь. Не хочется, чтобы у сына были только мы…»
Иногда мне кажется, наш современный мир хватается за каждую возможность укрепить в женщине неуверенность в своих деловых и профессиональных перспективах и возможностях, вытеснить ее как можно раньше с рынка труда, указать ей верное направление – назад, на кухню, к детям, в церковь, в обслуживающий персонал. Сначала под лозунгом «Вернуть женщин в семью» декретный отпуск продлили до трех лет (за три года потерять профессиональную квалификацию вполне возможно). Теперь - предлагают платить за рождение детей (это, наверное, чтобы под ногами у мужчин не путались, конкуренцию не создавали, и, вроде, какие-то деньги телом «зарабатывали»)... Все это, кажется, уже было. Не так давно Наталья Черняева опубликовала результаты своего исследования[1] того, как молодое советское государство в 20-30 гг. «производило» матерей, давая им советы в популярной литературе по уходу за детьми. Так, в годы нэпа, когда женская безработица была тотальной, государство рассматривало деторождение и уход за детьми в терминах производительной деятельности, которая должна подчиняться набору простых правил, быть рационализированной и оптимизированной (автор говорит, что этот феномен нуждается в дополнительном изучении. Выскажу свое предположение: может быть, утверждавшее равенство полов государство, не имея возможности реально дать женщинам рабочие места, приравнивало материнство к работе, чтобы создать иллюзию всеобщей равноправной трудовой занятости?). Позже, в 30-х, в годы массовых репрессий, женщины потребовались на промышленном производстве и о беременности и уходе за детьми стали говорить уже не в терминах производства, а в терминах нормы/патологии. Что происходит сейчас? Почему государство настойчиво предлагает женщинам оплату «детопроизводства»? Возможно, мы поймем это только на расстоянии, десятилетия спустя. А пока наша услужливая пресса, ссылаясь на какие-то компетентные источники, отмечает, что это мировая тенденция: в западном мире все чаще девочки и девушки мечтают о браке вместо карьеры, и, по прогнозу опять же каких-то компетентных специалистов, через несколько лет «мода эта докатится до России»…
Статья хорошая. Причем она еще далеко не отражает положения на периферии (какие-то "крохотные" пособия по 6,5 тыр , да и ипотеку нам никто не даст даже попробовать ).
Скажи, Россия, почему я — дура?
Источник: Русский обозреватель
Дата публикации: 09.04.2009
Размышляя над демографической ситуацией на просторах необъятной родины, я медленно и верно прихожу к выводу, что нужно уже что-то подправить «в консерватории». Государство, вроде как, пыжится, старается, по телевидению проталкивает лозунги «Рожайте, товарищи, Родина вас не забудет!», развешивает по городу социальную рекламу, материнский капитал дает, опять же, а воз и ныне там, т. е. демографическая ситуация год от года только ухудшается и ухудшается. И, сдается мне, дело не только в том, что наше государство в основном заботится о материнстве и детстве исключительно на словах, но ещё и в том, что дети как таковые перестали быть ценностью в общечеловеческом смысле.
— Марин, это что, твой? — с ужасом спрашивает бывшая соседка, случайно встретившая нас с младшим сыном на улице.
— Да!
— И сколько у тебя их теперь? Трое? Ну ты и дура, прости Господи!
И я решительно не понимаю, почему я — дура? Да, у меня трое детей. Ровно столько мы с мужем на данном этапе своего развития можем одеть, обуть, накормить и выучить. У нас хватает денег, чтобы покупать им одежду, которая им нравится, водить в кружки и секции, в которые они хотят и ежегодно вывозить на пару недель на море. Да, мы для этого много работаем, причем я тружусь в основном — по ночам, у меня непроходящие синяки под глазами и постоянное желание лечь и уснуть, — но трое детей — это мой выбор, о котором я не пожалела ни разу в жизни.
Так почему я — дура?
— У тебя есть ребенок? — спрашивает однокурсница на встрече выпускников.
— У меня — трое.
— А зачем?
Она действительно не понимает. И я не буду ей объяснять — мы живем в разных реальностях: она — успешная бизнес-вумен, я — многодетная мать. Нам не понять друг друга априори.
Таких странных диалогов у меня было не два, не три, а гораздо больше, и они заставили меня всерьез задуматься — как же это так получилось, что иметь много детей стало немодно, не престижно, и на многодетных матерей смотрят, в лучшем случае, как на больших оригиналок? На мой взгляд — без претензии на истину последней инстанции — этому в современном обществе есть много причин.
Например, проблему сильно усугубляют Интернет и прочие средства массовой информации. До появления в нашей стране Интернета я лично не знала, о движении чайлд-фри, взявшем свое начало аж в 70-ых годах прошлого века в США. И вряд ли об этом подозревал кто-то ещё в России. Нет, люди, сознательно отказавшиеся от деторождения, были во все времена, но при этом они не были столь агрессивно настроены по отношению к «детным», и, главное, не обладали возможностью высказываться вслух во всеуслышание. С нашей, родительской, точки зрения, чайлд-фри, конечно, неправы, но «осадочек-то остается».
Плюс пропаганда «гламурного» образа жизни в интернете и по телевидению не оставляет места детям.
Как-то незаметно в обществе сформировалось мнение, что женщина считается состоявшейся, если она сделала карьеру, неплохо зарабатывает, регулярно отдыхает за границей, в состоянии покупать дорогие вещи, без которых, положа руку на сердце, прекрасно может обойтись, имеет машину, часто посещает рестораны, увлекается шейпингом, шоппингом и пластической хирургией, и прочая, и прочая. Наличие детей сильно уменьшает возможности в плане гламура и «жизни для себя». Да, где-то чайлд-фри правы — когда появляются дети, это самое «для себя» куда-то скукоживается, и появляется одно сплошное «для них». Дети — это дорого и ответственно, и современная женщина совершенно не желает брать на себя такую обузу. А, тем более, не одну.
Тот же современный менталитет объясняет нам нетленную максиму, что «никто никому ничего не должен». Мои родители, сколько я себя помню, имели возможность заниматься своей карьерой и личной жизнью: у них имелось две бабушки, безропотно остававшиеся с чадами.
Бабушки сидели на пенсии, вязали носочки, варили варенье и присматривали за подрастающим поколеньем. Более чадолюбивых людей, нежели поколенье наших бабушек, я не знаю.
Современная бабушка предпочитает делать карьеру — и её тоже можно понять, поскольку на современную пенсию выжить невозможно. Ну, и, конечно, «гламур» мимо бабушек тоже не прошел, поэтому им хочется и на шейпинг походить, и мир посмотреть, и приодеться. И опять можно понять — 60 лет — не столь уж почтенный возраст, чтобы запирать себя дома с внуками. Но, фактически, лишившись возможности оставить детей на бабушек, молодой матери стало трудно полноценно выйти на работу.
Вариант няни дорог и чреват неприятными последствиями, а устроить ребенка в детский садик в современной реальности крайне проблематично. В нашем районе, например, в детских садах находится всё, что угодно, кроме самих детских садов: какие-то детские развивающие центры, определить ребенка в которые стоит столько, что любая няня дешевле обойдется, пенсионный фонд, собес и прочие, безусловно, нужные учреждения.
Кстати, о работе. Рыночные наши отношения также наложили свой бесспорный отпечаток на демографическую проблему. Недавно в Сети гремела статья от имени работодателя, который совершенно не желает «кормить» ушедшую в декрет женщину. Объяснять, что весь соцпакет новоиспеченной матери оплачивается из средств фонда социального страхования — бесполезно, ведь, по законодательству, работодатель оплачивает декретные из собственного кармана, в смысле, из кармана организации, и только потом, постепенно возмещает эти деньги из средств ФСС.
Таких вещей работодатель не любит, и с точки зрения рынка его можно понять. Плюс за три года отпуска по уходу за ребенком, женщина сильно теряет в плане квалификации, и, согласно тому же законодательству, работодатель должен уволить квалифицированного специалиста, взятого на место роженицы, и дать ей возможность вернуться на должность, которую она занимала до декрета. И, конечно, терпеливо ждать, пока оная роженица восполнит квалификационные пробелы. И в период кризиса, и в период экономической стабильности в условиях рынка это одинаково неудобно, и грозит потерями как в плане времени, так и в плане финансов. Оно ему, работодателю, надо?
С точки зрения бездетных сотрудников, беременная женщина или молодая мать также не находит понимания, поддержки и сочувствия. Ведь у нас никто никому ничего не должен, не так ли? Поэтому она подвергается нападкам как работодателей, так и сотрудников, вынужденных работать за нее сверхурочно, во время её больничных по поводу заболевшего малыша.
«Я не просил её рожать, почему я должен за нее работать?» И правда, почему? Общая катастрофа с демографической ситуацией в стране среднего обывателя не очень волнует: «после нас — хоть потоп», как говорится.
И мысль о том, кто будет его, обывателя, кормить, когда он отработает свое и выйдет на пенсию, кажется чем-то далеким и несбыточным. Обыватель уверен, что сможет накопить на безбедную старость в период своей деловой активности, поэтому грядущая перспектива того, что в государстве будет банально некому работать, его не печалит. Он уверен, что это его не коснется. К сожалению, мы не умеем смотреть в будущее и живем одним днем.
Государство, которое, казалось бы, должно быть крайне заинтересовано в увеличении рождаемости, тоже ведет себя, на мой взгляд, несколько странно.
И если во времена Советского Союза у многодетной семьи была гипотетическая возможность получить новую большую квартиру, то сейчас её просто нет. Осилит ли многодетная семья ипотечный кредит? Что-то я сильно сомневаюсь.
Лично моя семья такой кредит, наверное, потянула бы, но ценой жестокой экономии на всем, включая детское здоровье. Счастье, что у меня есть своя квартира, доставшаяся мне по наследству. Что эти путинские 300 тысяч, которые я, к слову сказать, не получила, поскольку родила своего третьего ребенка сильно раньше, нежели вышел закон? По ценам на московские квартиры это — капля в море. А жизнь друг у друга на головах, впятером в одной комнате уже мало кого прельщает.
Ко всему прочему, проблема с детскими садами, которых, понятно, не хватает вовсе не потому, что стали много рожать, а потому, что большая часть бывших советских садиков используется не по назначению. И если лет пять назад только что родившая мамочка шла к директору ближайшего детского садика со свидетельством о рождении и коробкой конфет, записывала малыша и спокойно ждала очереди, то теперь этот вопрос централизовали, и специальная комиссия отправляет чадо в садик, на который Бог пошлет. Лишь бы в том же районе был. То есть малыш будет ходить не садик, расположенный под окнами вашего дома, хотя кому то, наверное, так и везет, а добираться до учреждения надо будет минут 20–30 общественным транспортом. Мягко говоря, неудобно.
Это в Москве. Что творится с детскими садами на периферии, я боюсь себе представить. Ещё из прекрасного — отмена отсрочки службы в армии для мужчин, имеющих детей. Нет, многострадальным женам, остающимся на гражданке, платят какое-то безумное пособие в размере 6,5 тысяч рублей в месяц. Но перспектива одной возиться с новорожденным, да ещё имея на руках такие, не побоюсь этого слова, смешные деньги, — это ли не повод отказаться от деторождения до достижения определенного возраста? А там, глядишь, карьера засосет, жизнь для себя, опять же — до детей ли.
Нет, я помню, никто, а государство — в первую очередь — никому ничего не должен. И рожать ли детей, и сколько их рожать — личное дело каждой семьи. Но лично я уже порой не понимаю — куда я вышла с ребенком погулять: на детскую площадку в спальном районе города Москвы или в филиал какой-нибудь Азербайджанской ССР? У среднего сына в классе половина детей кавказской национальности. Я далека от расизма, но меня очень смущает количество нерусских детей в школах, поликлиниках и детских садах. Своих детей делать разучились?
Наверное, все-таки этот вопрос необходимо решать на уровне государства — а именно — повышать ценность семьи. Не на словах, а на деле.
bur'ечка, знаешь - я вот у мамы одна и жили мы не бедно, а только 20-ть лет мои воспоминания о детстве были горькими (в том числе и одеть нечего при забитом шкафе, и за "кусок попрекали" при полном холодильнике и т.п.). Так что отсутствие полноценного во всех смыслах счастливого детства - это распространенная в России ситуация, в том числе и не многодетного детства тоже. А вот то, что дети не озлобились и рождению радовались и судя по откликам - учатся хорошо (то есть интерес не потеряли, как нынче повсеместно происходит) - при таком детстве это редкость.
Тут очень интересный отрывок из произведения Макаренко "Книга для родителей"
В тему к последней дискуссии
Цитата:
С квартирой было хуже. Насилу-насилу я мог выкроить для него одну комнату, да и для этого пришлось произвести целую серию переселений и перетасовок. Правда, наши рабочие так заинтересовались столь выдающейся семьей, что никто и не думал протестовать. По этому поводу кладовщик Пилипенко сказал:
— А я считаю, что это свинство. Уступить, само собой, нужно, а все-таки человек должен соображение иметь и расчет иметь! Живи, живи, да оглядывайся. Скажем, у тебя трое, четверо, смотришь, пятеро стало! Ну, оглянись же, такой-сякой, посчитай: пятеро, значит, сообрази, — следующий шестой будет. А то, как дурень с печи, — никакого расчета!
Но товарищ Чуб, старый инструментальщик, у которого было именно шестеро детей, объяснил, что простая арифметика в этом вопросе ничего еще не решает:
— Такое сказал: считай! Думаешь, я не считал? Ого! А что поделаешь: бедность. Бедность, вот кто дела такие делает! У богатого две кровати, богатый себе спит и все. А у бедного одна кровать. Сколько ни считай, а она свое возьмет, и не заметишь как...
— Просчитаешься, — сказал кладовщик.
— Просчет происходит, а как же! — засмеялся и Чуб, который, впрочем, всегда любил веселый разговор.
Круглый и толстый бухгалтер Пыжов слушал их разговор покровительственно, а потом внес и свою лепту в дело объяснения подобных феноменальных явлений:
— Просчет в таком случае вполне возможен. Главное здесь в дополнительном коэффициенте. Если у тебя один ребенок, а второй, так сказать, в проекте, то ожидается прибавление ста процентов. Расчетливый человек и задумается: сто процентов, сильный коэффициент. Ну, а если у тебя пятеро, так шестой, что же, всего двадцать процентов, — пустяковый коэффициент, человек и махнет рукой: была не была, рискую на двадцать процентов!
Слушатели хохотали. Чуба в особенности увлекала причудливая игра коэффициентов, и он потребовал немедленного приложения этой теории к собственному случаю:
— Ох, ты, черт! Это значит, если у меня — седьмого подготовить, какой же выйдет... этот...
— Седьмого? — Пыжов только глянул на небо и определил точно:
— В данном положении будет коэффициент шестнадцать и шесть десятых процента.
— Пустяк! — в восторге захрипел Чуб. — Конечно, тут и думать нечего!
— Так и дошел человек до тринадцати? — заливался кладовщик.
— Так и дошел, — подтвердил бухгалтер Пыжов, — тринадцатый — это восемь и три десятых процента.
— Ну, это даже внимания не стоит, — Чуб просто задыхался от последних открытий в этой области.