|
Николай Доризо
Встреча
Встреча с сыном началась с разлуки.
Мне тепло и грустно оттого,
Что в роддоме держат чьи-то руки
Без меня мальчишку моего.
Пятый день пошел со дня рожденья.
В дверь стучу — закрыта на засов.
Да, роддом — такое учрежденье,
Плохо приспособлен для отцов!
Шлю жене я разные вопросы:
«Точно опиши его глаза,
Нос какой — прямой или курносый,
Русым ли мой мальчик родился?»
«Он красавец!» — мать мне отвечает.
В подтвержденье всех его красот
Факт один пока что отмечает:
Вес — три килограмма восемьсот!
Я иду, прохожим улыбаюсь —
Черт возьми, мне здорово везет!
Засыпаю — сразу просыпаюсь:
Вес — три килограмма восемьсот!..
А при встрече повторяю сразу
Эту фразу всем моим друзьям.
Смысл огромный вложен в эту фразу,—
А какой? Не понимаю сам!
Начинается
(автор неизвестен)
Начинается. Тянет живот.
В предвкушеньи волнуюсь немного.
Он родится, он рядом пойдет,
И какой его будет дорога?
Время тянется, стало больней,
Но я сильная, справлюсь, конечно.
Будет он всех красивей, умней,
Будет добрым, счастливым, успешным.
И у боли бывает порог.
До порога, похоже, добрались…
Ты ответь мне, любимый сынок,
Подскажи, еще долго осталось?
Не хочу! Отпустите! Нельзя!!!
Я умру! Я не справлюсь! Спасите!
Акушерка мне смотрит в глаза,
Я кричу: «Меня к маме пустите!»
В нескончаемой боли плыву,
По невиданному течению,
Что-то делаю, как-то живу……
Кратковременное облегчение…
Родила… И по коже мороз:
Он молчит? Почему он не плачет?
Громкий крик…
Водопад сладких слез…
И такое желанное: «МАЛЬЧИК!»
Роман Миронов
Стать отцом
У палаты, номер первый,
Муж белей стены сидит,
Напрягает слух и нервы -
Ведь жена вот-вот родит.
Тут за дверью, еле слышно,
Так обиженно на всех
Кто-то пискнул, словно мышка,
И раздался чей-то смех.
А потом сильней, и громче,
Раскричавшись наконец
Плачет маленький комочек,
Плачет за стеной отец…
Он от счастья опьяневший,
Стал счастливей всех мужчин.
Всем твердит, офонаревший:
«У меня родился сын!»
Малыша взял осторожно
И склонился над лицом…
Стать отцом не так уж сложно,
Сложно лучшим стать отцом!
|
В родильной палате — шесть коек рядами...
Оксана Кесслер
В родильной палате — шесть коек рядами,
За окнами — вечер погас…
Реальность и бред поменялись местами,
Мне вечностью кажется час…
И бьётся под тканью просторной сорочки
Набатами новая жизнь.
Как будто сказать мне отчаянно хочет:
«Немножко еще продержись!»
И я, упираясь ладонями в стены,
Шепчу заговор, как в бреду:
«Я выдержу всё!.. Я должна непременно!
Я сильная!.. Я же смогу!»
Вот боль, наступая, врезается в тело,
Знамением высших побед…
И нет ни границ, ни конца, ни предела,
И времени, кажется, нет…
А мысли — как ветром пустые страницы,
А в пульсе — последний порог…
Потом, как сквозь вату, лицо фельдшерицы:
«Давай же!.. Последний рывок!»
И я, сделав вдох, атакую буксиром
Всему напролом, вопреки!
К победе над болью, к рождению Мира,
К источнику новой строки…
Но… губы — до крови, и битва с собою,
И крик над пристанищем крыш
Служили, поверьте, достойной ценою
За первое «здравствуй, малыш!»
Екатерина Иванова
Я помню
Я помню, как дуло сквозь щёлочку
Больничного, в шрамах, окна.
Сестра постовая, что с чёлочкой,
Желала спокойного сна.
Скрипели кровати столетние,
Фонарь будто плакал в окно,
И каждая – нас было четверо –
Мечтала в тот час об одном.
Проснуться бы, болью укутанной,
Этаж ожиданья сменить,
Счастливой – ну вот и отмучалась,
Мне в список родивших вступить.
Палатою всей любовались мы
На мамочек, стаж чей – два дня,
И каждая радостно маялась:
А как будет всё у меня?
Казались они нам героями,
Познавшими тайну из тайн,
Уставшие и снова стройные,
Открывшие свой календарь.
…Два дня - и этаж мною сменен уж,
Я заново жизнь узнаю,
Стою гордо с низким давлением
В счастливейшем мамском строю.
В пелёнках лежит проштампованных,
На папу похожа точь-в-точь,
Безумно красивая, строгая,
Ещё безымянная дочь.
В палате чуть дует сквозь щёлочку
Окна, за которым январь.
Там где-то наш папа на полочку
Для дочки поставил букварь.
|
Вероника Тушнова
Дочке
Душная, безлунная наступила ночь.
Все о сыне думала, а сказали: «дочь».
Хорошо мечтается в тишине палат,
Голубые лампочки у дверей горят.
Ветер дунул струйкою, кисею струя,
Здравствуй, милый сверточек, доченька моя!
Ты прости, непрошенный, ежик сонный мой,
Я тебя, хорошую, принесу домой,
Для тебя на коврике вышита коза.
У тебя, наверное, синие глаза.
Ну, а если серые, маме все равно.
Утро твое первое смотрится в окно...
Тяжело. Разламывает тело...
(автор неизвестен)
Тяжело. Разламывает тело.
Тянутся минуты как часы.
Дышит женщина немного неумело.
Пот на лбу, как капельки росы.
Мысли роем кружат бесконечно,
Всё в тумане. И еще рывок.
Вот на свет явилось чудо вечное,
Маленький пронзительный комок!
За секунду трудности забыты,
Страх и боль умчались сразу прочь,
Сутки, вечные, казалось, пережиты,
На неё таращит глазки дочь!
И теперь она не только дама,
Не простая женщина, жена,
Всё! Отныне носит имя - МАМА!
Мама! Мама! Мамочка она!
Наследница-дочь на охоте была
Роберт Бернс
Наследница-дочь на охоте была,
Пеленок с собой она в лес не взяла,
А ночью ребенка в лесу родила
И в свой завернула передник.
Передник был соткан из чистого льна,
Из белого, тонкого сшит полотна.
Так вот малыша завернула она
В свой тонкий голландский передник.
В ту ночь пировал в своем замке старик.
Из бочки струилось вино, как родник.
И вдруг среди ночи послышался крик
Того, кто завернут в передник.
— Какой там ребенок кричит во всю мочь
На той половине, где спит моя дочь?
Его унесите немедленно прочь.
А ну, разверните передник.
— Да, это ребенок, а я его мать.
И, значит, он будет вас дедушкой звать.
Отец его будет ваш преданный зять,
А он — ваш достойный наследник.
— Да кто он такой — из дворян, из крестьян,
Тот дерзкий, что обнял твой девичий стан?
Кому только нужен крикун-мальчуган,
Завернутый в этот передник?
— Мой будущий муж в Эдинбурге живет.
Он первым из первых в столице слывет,
Он золотом шитый наряд мне пришлет,
Узнав, кто завернут в передник.
— Послушай-ка, дочка, твои терема
И все мои башни, дворы и дома,
Амбары с мукой и с зерном закрома
Получит мой внук и наследник,
|
