2 3 |
/Занятия и игры для детей/Стихи и проза для детей/Сказки и повести для детей
Чугунная бабушкаП.П. Бажов
Против наших каслинских мастеров по фигурному литью никто выстоять не мог. Сколько заводов кругом, а ни один вровень не поставишь. Другим заводчикам это не вовсе по нраву приходилось. Многие охотились своим литьем каслинцев обогнать, да не вышло. Демидовы тагильские сильно косились. Ну как - первый, можно сказать, по здешним местам завод считался, а тут нако - по литью оплошка. Связываться все таки не стали, отговорку придумали: - Мы бы легонько каслинцев перешагнули, да заниматься не стоит: выгоды мало. С Шуваловыми лысьвенскими смешнее вышло. Те, понимаешь, врезались в это дело. У себя, на Кусье-Александровском заводе, сказывают, придумали тоже фигурным литьем заняться. Мастеров с разных мест понавезли, художников наняли. Не один год этак-то пыжились и денег, говорят, не жалели, а только видят - в ряд с каслинским это литье не поставишь. Махнули рукой да и говорят, как Демидовы: - Пускай они своими игрушками тешатся, у нас дело посурьезнее найдется. Наши мастера меж собой пересмеиваются: - То-то! Займитесь-ко чем посподручнее, а с нами не спорьте. Наше литье, поди ко, по всему свету на отличку идет. Однем словом, каслинское. В чем тут главная точка была, сказать не умею. Кто говорил - чугун здешний особенный, только, на мой глаз, чугун - чугуном, а руки - руками. Про это ни в каком деле забывать не след. В Каслях, видишь, это фигурное литье с давних годов укоренилось. Еще при бытности Зотовых, когда они тут над народом изгальничали, художники в Каслях живали. Народ, значит, и приобык. Тоже ведь фигурка, сколь хорошо ее ни слепит художник, сама в чугун не заскочит. Умелыми да ловкими руками ее переводить доводится. Формовщик хоть и по готовому ведет, а его рука много значит. Чуть оплошал - уродец родится. Дальше чеканка пойдет. Тоже не всякому глазу да руке впору. При отливке, известно, всегда какой ни на есть изъян случится. Ну, наплывчик выбежит, шадринки высыплет, вмятины тоже бывают, а чаще всего путцы под рукой путаются. Это пленочки так по-нашему зовутся. Чеканщику и приходится все эти изъяны подправить: наплывчики загладить, шадринки сбить, путцы срубить. Со стороны глядя, и то видишь - вовсе тонкое это дело, не всякой руке доступно. Бронзировка да покраска проще кажутся, а изведай - узнаешь, что и тут всяких хитростей-тонкостей многонько. А ведь все это к одному шло. Оно и выходит, что около каслинского фигурного литья, кроме художников, немало народу ходило. И набирался этот народ из того десятка, какой не от всякой сотни поставишь. Многие, конечно, по тем временам вовсе неграмотные были, а дарованье к этому делу имели. Фигурки, по коим литье велось, не все заводские художники готовили. Больше того их со стороны привозили. Которое, как говорится, из столицы, которое - из-за границы, а то и просто с толчка. Ну, мало ли, - приглянется заводским барам какая вещичка, они и посылают ее в Касли с наказом: - Отлейте по этому образцу, к такому-то сроку. Заводские мастера отольют, а сами про всякую отливку посудачат. - Это, не иначе, француз придумал. У них, знаешь, всегда так: либо веселенький узорчик пустят, либо выдумку почудней. Вроде вон парня с крылышками на пятках. Кузьмич из красильной еще его торгованом Меркушкой зовет. - Немецкую работу, друг, тоже без ошибки узнать можно. Как лошадка поглаже да посытее, либо бык пудов этак на сорок, а то барыня погрузнее, в полном снаряде да еще с собакой, так и знай - без немецкой руки тут не обошлось. Потому - немец первым делом о сытости думает. Ну вот. В числе прочих литейщиков был в те годы Торокин Василий Федорыч. В пожилых считался. Дядей Васей в литейном его звали. Этот дядя Вася с малых лет на формовке работал и, видно, талан к этому делу имел. Даром что неграмотный, а лучше всех доводил. Самые тонкие работы ему доверяли. За свою-то жизнь дядя Вася не одну тысячу отливок сделал, а сам дивится: - Придумывают тоже! Все какие-то Еркулесы да Лукавоны! А нет того, чтобы понятное показать. С этой думкой стал захаживать по вечерам в мастерскую, где главный заводской художник учил молодых ребят рисунку и лепке тоже. Формовочное дело, известно, с лепкой-то по соседству живет: тоже приметливого глаза да ловких пальцев требует. Поглядел дядя Вася на занятия да и думает про себя: "А ну-ко, попробую сам". Только человек возрастной, свои ребята уж большенькие стают - ему и стыдно в таких годах ученьем заниматься. Так он что придумал? Вкрадче от своих-то семейных этим делом занялся. Как уснут все, он и садится за работу. Одна жена знала. От нее, понятно, не ухоронишься. Углядела, что мужик засиживаться стал, спрашивает: - Ты что, отец, полуночничаешь? Он сперва отговаривался: - Работа, дескать, больно тонкая пришлась, а пальцы одубели, вот и разминаю их. Жена все-таки доспрашивает, да его и самого тянет сказать про свою затею. Не зря, поди-ко, сказано: сперва подумай с подушкой, потом с женой. Ну, он и рассказал: - Так и так... Придумал свой образец для отливки сготовить. Жена посомневалась: - Барское, поди-ко, это дело. Они к тому ученые, а ты что? - Вот то-то, - отвечает, - и горе, что бары придумывают непонятное, а мне охота простое показать. Самое, значит, житейское. Скажем, бабку Анисью вылепить, как она прядет. Видела? - Как, - отвечает, - не видела, коли чуть не каждый день к ним забегаю. А по соседству с ними Бескресновы жили. У них в семье бабушка была, вовсе преклонных лет. Внучата у ней выросли, работы по дому сама хозяйка справляла, и у этой бабки досуг был. Только она - рабочая косточка - разве может без дела? Она и сидела день-деньской за пряжей, и все, понимаешь, на одном месте, у кадушки с водой. Дядя Вася эту бабку и заприметил. Нет-нет, и зайдет к соседям будто за делом, а сам на бабку смотрит. Жене, видно поглянулась мужнина затея. - Что ж, - говорит, - старушка стоющая. Век прожила, худого о ней никто не скажет. Работящая, характером уветливая, на разговор нескупая. Только примут ли на заводе? - Это, - отвечает, - полбеды, потому - глина некупленная и руки свои. Вот и стал дядя Вася лепить бабку Анисью со всем, сказать по-нонешнему, рабочим местом. Тут тебе и кадушка, и ковшичек сбоку привешен, и бабка сидит, сухонькими пальцами нитку подкручивает, а сама маленько на улыбе -вот-вот ласковое слово скажет. Лепил, конечно, по памяти. Старуха об этом и не знала, а Васина жена сильно любопытствовала. Каждую ночь подойдет и свою заметочку скажет: - Потуже ровно надо ее подвязать. Не любит бабка распустехой ходить, да и не по-старушечьи этак-то платок носить. - Ковшик у них будет поменьше. Нарочно давеча поглядела. Ну, и прочее такое. Дядя Вася о котором поспорит, которое на приметку берет. Ну, вылепил фигурку. Тут на него раздумье нашло - показывать ли? Еще на смех подымут! Все-таки решился, пошел сразу к управляющему. На счастье дяди Васи, управляющий тогда из добрых пришелся, неплохую память о себе в заводе оставил. Поглядел он торокинскую работу, понял, видно, да и говорит: - Подожди маленько - придется мне посоветоваться. Ну, прошло сколько-то времени, пришел дядя Вася домой, подает жене деньги. - Гляди-ко, мать, деньги за модельку выдали! Да еще бумажку написали, чтоб вперед выдумывал, только никому, кроме своего завода, не продавал. Так и пошла торокинская бабка по свету гулять. Сам же дядя Вася ее формовал и отливал. И, понимаешь, оказалась ходким товаром. Против других-то заводских поделок ее вовсе бойко разбирать стали. Дядя Вася перестал в работе таиться. Придет из литейной и при всех с глиной вожгается. Придумал на этот раз углевоза слепить, с коробом, с лошадью, всё как на деле бывает. На дядю Васю глядя, другие заводские мастера осмелели - тоже принялись лепить да резать, кому что любо. Подставку, скажем, для карандашей вроде рабочего бахила, пепельницу на манер капустного листка. Кто опять придумал вырезать девушку с корзинкой груздей, кто свою собачонку Шарика лепит-старается. Однем словом, пошло-поехало, живым потянуло. Радуются все. Торокинскую бабку добром поминают: - Это она всем нам дорожку показала. Только недолго так-то было. Вдруг полный поворот вышел. Вызвал управляющий дядю Васю и говорит: - Вот что, Торокин... Считаю я тебя самолучшим мастером, потому от работы в заводе не отказываю. Только больше лепить не смей. Оконфузил ты меня своей моделькой. А прочих, которые по торокинской дорожке пошли - лепить да резать стали, - тех всех до одного с завода прогнал. Люди, понятно, как очумелые стали: за что, про что такая напасть? Кинулись к дяде Васе: - Что такое? О чем с тобой управляющий разговаривал? Дядя Вася не потаил, рассказал, как было. На другой день его опять к управляющему потянули. Не в себе вышел, в глаза не глядит, говорит срыву: - Ты, Торокин, лишних слов не говори! Велено мне тебя в первую голову с завода вышвырнуть. Так и в бумаге написано. Только семью твою жалеючи, оставляю. - Коли так, - отвечает дядя Вася, - могу и сам уйти. Прокормлюсь как-нибудь на стороне. Управляющему, видно, вовсе стыдно стало. - Не могу, - говорит, - этого допустить, потому как сам тебя, можно сказать, в это дело втравил. Подожди, может, еще переменится. Только об этом разговоре никому не сказывай. Управляющий-то, видишь, сам в этом деле по-другому думал. Которые поближе к нему стояли, те сказывали - за большую себе обиду этот барский приказ принял, при других жаловался: - Кабы не старость, дня бы тут лишнего не прожил. Он - управляющий этот - с характером мужик был, вовсе ершистый. Чуть не по нему, сейчас: - Живите, не тужите, обо мне не скучайте! Я по вам и подавно тосковать не стану, потому владельцев много, а настояще знающих по заводскому делу нехватка. Найду место, где дураков поменьше, толку побольше. Скажет так и вскорости на другое место уедет. По многим заводам хорошо знали его. Рабочие везде одобряли, да и владельцы хватались. Сманивали даже. Все, понятно, знали - человек неспокойный, не любит, чтоб его под локоть толкали, зато умеет много лишних рублей находить на таких местах, где другие ровным счетом ничего не видят. Владельцев заводских это и приманивало. Перед Каслями-то этот управляющий на Омутинских заводах служил, у купцов Пастуховых. Разругался из за купецкой прижимки в копейках. Думал - в Каслях попроще с этим будет, а вон что вышло: управляющий целым округом не может на свой глаз модельку выбрать. Кому это по нраву придется? Управляющий и обижался, а уж, видно, остарел, посмяк характером-то, побаиваться стал. Вот он и наказывал дяде Васе, чтоб тот помалкивал. Дяде Васе как быть? Передал все-таки потихоньку эти слова товарищам. Те видят - не тут началось, не тут и кончится. Стали доискиваться да и разузнали все до тонкости. Каслинские заводы, видишь, за наследниками купцов Расторгуевых значились. А это уж так повелось - где богатое купецкое наследство, там непременно какой-нибудь немец пристроился. К Расторгуевскому подобрался фон-барон Меллер да ещё Закомельский. Чуешь, какой коршун? После пятого году на все государство прославился палачом да вешателем. В ту пору этот Меллер-Закомельский еще молодым жеребчиком ходил. Только что на Расторгуевой женился и вроде как главным хозяином стал. Их ведь - наследников-то расторгуевских - не один десяток считался, а весили они по-разному. У кого частей мало, тот мало и значил. Меллер больше всех частей получил, - вот и вышел в главного. У этого Меллера была в родне какая-то тетка Каролина. Она будто Меллера и воспитала. Вырастила, значит, дубину на рабочую спину. Тоже, сказывают, важная барыня - баронша. Приезжала она к нам на завод. Кто видел, говорили - сильно сытая, вроде стоячей перины, ежели сдаля поглядеть. И почему-то эта тетка Каролина считалась понимающей в фигурном литье. Как новую модель выбирать, так Меллер завсегда с этой теткой совет держал. Случалось, она и одна выбирала. В литейном подсмеивались: - Подобрано на немецкой тетки глаз - нашему брату не понять. Ну, так вот... Уехала эта немецкая тетка Каролина куда-то за границу. Долго там ползала. Кто говорит - лечилась, кто говорит - забавлялась на старости лет. Это ее дело. Только в ту пору как раз торокинская чугунная бабушка и выскочила, а за ней и другие такие штучки воробушками вылетать стали и ходко по рукам пошли. Меллеру, видно, не до этого было, либо он на барыши позарился, только облегчение нашим мастерам и случилось. А как приехала немецкая тетка домой, так сразу перемена делу вышла. Визгом да слюной чуть не изошлась, как увидела чугунную бабушку. На племянничка своего поднялась, корит его всяко в том смысле: скоро, дескать, до того дойдешь, что своего кучера либо дворника себе на стол поставишь. Позор на весь свет! Меллер, видно, умишком небогат был, забеспокоился: - Простите-извините, любезная тетушка, недоглядел. Сейчас дело поправим. И пишет выговор управляющему со строгим предписаньем - всех нововыявленных заводских художников немедленно с завода долой, а модели их навсегда запретить. Так вот и плюнула немецкая тетка Каролинка со своим дорогим племянничком нашим каслинским мастерам в самую душу. Ну, только чугунная бабушка за все отплатила. Пришла раз Каролинка к важному начальнику, с которым ей говорить-то с поклоном надо. И видит - на столе у этого начальника, на самом видном месте, торокинская работа стоит. Каролинка, понятно, смолчала бы, да хозяин сам спросил: - Ваших заводов литье? - Наших, - отвечает. - Хорошая, - говорит, - вещица. Живым от нее пахнет. Пришлось Каролинке поддакивать: - О, та! Ошень превосходный рапот. Другой раз случай за границей вышел. Чуть ли не в Париже. Увидела Каролинка торокинскую работу и давай всякую пустяковину молоть: - По недогляду, дескать, эта отливка прошла. Ничем эта старушка не замечательна. Каролинке на это вежливенько и говорят: - Видать, вы мадама, без понятия в этом деле. Тут живое мастерство ценится, а оно всякому понимающему сразу видно. Пришлось Каролинке и это проглотить. Приехала домой, а там любезный племянничек пеняет: - Что же вы, дорогая тетушка, меня конфузите да в убыток вводите. Отливки-то, которые по вашему выбору, вовсе никто не берет. Совладельцы даже обижаются, да и в газетах нехорошо пишут. И подает ей газетку, а там прописано про наше каслинское фигурное литье. Отливка, дескать, лучше нельзя, а модели выбраны - никуда. К тому подведено, что выбор доверен не тому, кому надо. - Либо, - говорит, - в Каслях на этом деле сидит какой чудак с чугунными мозгами, либо оно доверено старой барыне немецких кровей. Кто-то, видно, прямо метил в немецкую Каролинку. Может, заводские художники дотолкали. Меллер-Закомельский сильно старался узнать, кто написал, да не добился. А Каролинку после того случаю пришлось все-таки отстранить от заводского дела. Другие владельцы настояли. Так она, эта Каролинка, с той поры прямо тряслась от злости, как случится где увидеть торокинскую работу. Да еще что? Стала эта чугунная бабушка мерещиться Каролинке. Как останется в комнате одна, так в дверях и появится эта фигурка и сразу начинает расти. Жаром от нее несет, как от неостывшего литья, а она еще упреждает: - Ну-ко, ты, перекисло тесто, поберегись, кабы не изжарить. Каролинка в угол забьется, визг на весь дом подымет, а прибегут - никого нет. От этого перепугу будто и убралась к чертовой бабушке немецкая тетушка. Памятник-то в нашем заводе отливали. Немецкой, понятно, выдумки: крылья большие, а легкости нет. Старый Кузьмич перед бронзировкой поглядел на памятник, поразбирал мудреную надпись да и говорит: - Ангел яичко снес да и думает; то ли садиться, то ли подождать? После революции в ту же чертову дыру замели Каролинкину родню - всех Меллеров-Закомельских, которые убежать не успели. Полсотни годов прошло, как ушел из жизни с большой обидой неграмотный художник Василий Федорыч Торокин, а работа его и теперь живет. В разных странах на письменных столах и музейных полках сидит себе чугунная бабушка, сухонькими пальцами нитку подкручивает, а сама маленько на улыбе - вот-вот ласковое слово скажет: - Погляди-ко, погляди, дружок, на бабку Анисью. Давно жила. Косточки мои, поди, в пыль рассыпались, а нитка моя, может, и посейчас внукам-правнукам служит. Глядишь, кто и помянет добрым словом. Честно, дескать, жизнь прожила и по старости сложа руки не сидела. Али взять хоть Васю Торокина. С пеленок его знала, потому в родстве мы да и по суседству. Мальчонком стал в литейную бегать. Добрый мастер вышел. С дорогим глазом, с золотой рукой. Изобидели его немцы, хотели его мастерство испоганить, а что вышло? Как живая, поди-ко, сижу, с тобой разговариваю, памятку о мастере даю - о Василье Федорыче Торокине. Так-то, милачок! Работа - она штука долговекая. Человек умрет, а дело его останется. Вот ты и смекай, как жить-то.
|
Актуальные темы форумов
Литературный флешмоб по рассказам № 11 (Культурная жизнь)О чем бы еще поныть...))) Том 21 (Обо всем)А НГ чудеса продолжают происходить, и дети по прежнему их ждут ( Благотворительное родительское движение Сибмама)Сериалы Том 4 (Культурная жизнь)Chloé: Violette и Herba Mimosa, IF by R.K. Frapin (Парфюмерные распивы)Парфюмерные распивы (Парфюмерные распивы)АЗИЯ ТУР - индивидуальный подход к каждому клиенту! (Путешествия и туризм. Отели и санатории.)Пластика лица: нос, веки, подтяжки и пр (Уход за телом и лицом. Косметология. Маникюр)Куда или во что вложить деньги (Банки и финансы)УЗБЕКИСТАН - Ташкент, Самарканд, Фергана, Бухара, Хива (Россия и страны ближнего зарубежья (СНГ))
Объявления
! Домашние МЯСО,цыплята,кролики,БРЮККЕ,пельмени,МЁД (ТОМ-2) (Продуктовая корзинка для вас и ваших детей)Аааафигенный :shoppin: США, ГЕРМАНИЯ, АНГЛИЯ‼ (Зарубежные покупки)Профессиональная косметология ~ Белье ~ (Коммерческие предложения)Sisi,Omsa,Philippe Mati/Колготки/Белье/Трикотаж/ Детск-Взрос (Барнаул. Коммерческие предложения и Зарубежные закупки)*НаТаЛи*ПарфюМ СТОП 22*СимаЛенд*СаДоВоД СТОП 24 -стр 601 (Коммерческие предложения)Б е л ы й КОТ-"SMART"-Швеция*Осторожно-ПОДДЕЛКИ!!! (Сетевой маркетинг, MLM)❤️*ЛУЧШАЯ ДИЗАЙНЕРСКАЯ ОДЕЖДА ИЗ БЕЛОРУССИИ И НЕ ТОЛЬКО*ТОМ 4 ❤️ (Барнаул. Коммерческие предложения и Зарубежные закупки)КИФА_ОБУВЬ, СУМКИ ******* САДОВОД ****** АЛМАЗКА, КАРТИНЫ *** (Барнаул. Коммерческие предложения и Зарубежные закупки)! 🧡 !Косметика из Кореи-ЛЮКС-Космецевтика *ЛУЧШИЕ ЦЕНЫ+ВЫБОР (Коммерческие предложения)💋💋Косметика из живой ХЛОРЕЛЛЫ AlgаSРА!СибКруК биодобавки (Коммерческие предложения)
Увидели ошибку?
выделите фрагмент текста мышкой и нажмите "ctrl+enter"
ошибки в отзывах пользователей не исправляются |